Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 1. Весна чехословацкого социализма. 1938–1948 гг.

Сам «Освободитель» выступал за «гуманистический социализм». Он писал: «Всякая разумная и честная политика есть реализация и укрепление принципов гуманизма. Политику, как и все, что мы делаем, следует подчинять этическим принципам. Политику, как и всю жизнь человека и общества, я не могу понимать иначе как sub specie aeternitatis[428]». Масарик считал, что весь чешский, а точнее, «чехословацкий» народ социально однороден, так как все эксплуататоры в Чехословакии – это немцы и венгры. Среди чехов же никаких распрей и классовой борьбы быть не может.

Антимарксистские труды Масарика были переведены на русский язык еще до 1917 года. Троцкий отмечал, что Масарик провозгласил марксизм «мертвым» и хочет несколько социализировать обычный буржуазный либерализм с его приматом интересов личности над интересами общества: «По Масарику, марксизм уже давно преодолен теоретически: «es ist eine ausgemachte Sache» («это дело решенное»), – говорит он. Но чем же тогда объясняется тот факт, что влияние марксизма не падает, а возрастает? Это было бы совершенно непонятно, – отвечает на это Масарик, – если бы марксизм не был в то же время научной формулой социалистической политики. Другими словами: теоретически несостоятельное здание марксизма держится на практических потребностях рабочего движения. Но тот же Масарик не устает повторять, что марксизм преодолен не только теоретически, но и практически. На чем же он в таком случае держится? Почему растет, а не падает? На этот вопрос мы тщетно стали бы искать у Масарика ответа»[429].

Наследниками идей Масарика считали себя его преемник на посту президента Бенеш и национальные социалисты. Готвальд писал по этому поводу: «Сила буржуазии заключается кроме полицейских дубинок в том, что она всегда выдавала себя за представителя всей нации, что свои классовые интересы осуществляла именем всей нации, а нас во многих случаях сумела поставить вне нации и изображать как агентов чужого государства (СССР – Прим. автора.)»[430].

Бенеш считал марксизм (особенно диалектический материализм) слишком материалистической позитивистской идеологией, отрицающей вечные духовные истины и, в частности, религию. «…Демократия же… в своей основе спиритуалистическая. Пусть даже полностью сознательные и теоретически образованные демократы в философии и метафизике, в конце концов, принимают идеализм, дуализм или пантеизм – это всегда означает, что они ищут… некий синтез между духовными и материальными явлениями, не желая отдавать первенство в жизни человека материальным и экономическим явлениям, и, в отличие от марксизма, они приходят к божественной концепции жизни, к признанию некой абсолютной формы, то есть Бога… Коммунизм, вытекающий из философии материализма, является в своих основных тезисах о государстве антииндивидуалистическим. Основной идеей и основным сознанием каждого индивида, с его точки зрения, должны быть только сознание общественного и государственного коллектива, но ни в коем случае не сознание индивидуальное… Философская и социологическая основа демократии, проистекающая из философии спиритуализма, напротив, индивидуалистическая… В этих основных точках зрения обе системы расходятся диаметрально. Теоретическое примирение здесь невозможно…»[431]

Бенеш после 1945 года пользовался практически таким же авторитетом в Чехии (но не в Словакии), что и Масарик, и коммунистам приходилось воздерживаться от публичной критики президента.

Однако и сам Бенеш в годы войны осознал, что время абстрактной либеральной и индивидуалистической демократиии прошло. Поэтому он считал возможной конвергенцию советского социализма и парламентской демократии и, таким образом, выступал ничуть не менее значительным теоретиком народной демократии, чем Сталин. Президент ЧСР писал, что и советская (то есть социалистическая), и парламентская система имеют много общих духовных приципов. Обе «признают равенство людей и народов являются универсальными, гуманистическими, интернациональными и пацифистскими… рациональными и интеллектуальными. Общее и равное благо всех людей и всех народов – для них мерило всей социальной и общественной морали»[432].

Бенеш признавал, что советские принципы экономической жизни – обобществление средств производства и научное планирование экономики – стали в мире популярным явлением. При этом коммунисты, как подчеркивал Бенеш, не против личной собственности, и на этой почве возможно их примирение с либеральной демократией.