Национальный суд рассмотрел 36 дел против 80 человек, но только в трех случаях он выступал как «моральный суд». Первый процесс был проведен против генерала протекторатной полиции Ото Благи 15 января 1946 года. Вместе с другим генералом Робертом Рихтрмоцем Национальный суд приговорил его к смертной казни.
Наконец, еще одним декретом президента местным органам власти (национальным комитетам) давалось право наказывать граждан за мелкие преступления «против национального достоинства». Национальные комитеты могли осудить гражданина на лишение свободы сроком до года или приговорить его к выплате штрафа до миллиона крон за «непристойное поведение, унижающее национальное достоинство чешского или словацкого народа».
Суды могли не только назначать различные сроки лишения свободы, но и конфисковывать собственность осужденных и направлять их самих в трудовые лагеря на перевоспитание.
По декрету Бенеша суды не имели права приговаривать к срокам менее пяти лет, что иногда приводило к парадоксальному результату: не желая отправлять человека в тюрьму за мелкие преступления, суды их оправдывали.
В Чехословакии и до войны существовала смертная казнь за особо тяжкие виды преступлений, например, за измену родине. Декрет Бенеша приравнял коллаборационизм к измене родине в военное время, и поэтому суды могли выносить и смертные приговоры. Новацией по сравнению с домюнхенским временем было то, что суд мог приговорить к публичному повешению. Считалось, что публичная казнь оказывает правильное психологическое воздействие на население, так как демонстрирует гражданам свершение справедливости в отношении прислужников нацистов.
Правда, после негативной реакции на Западе – там возмущались, что казни наблюдали и дети, – 14 сентября 1945 года было принято решение отныне проводить публичные казни в тех местах, где за ними не могли бы следить случайные зрители. Но по-прежнему присутствовать при публичной казни мог любой – надо было лишь предъявить документ, подтверждавший достижение возраста 18 лет.
По декрету Бенеша смертный приговор должен был приводиться в исполнение в течение двух часов после его вынесения[483]
. Приговоренный мог просить президента о помиловании, но на сроке исполнения приговора это никак не сказывалось, – то есть президент должен был получить и рассмотреть просьбу в течение двух часов. Ясно, что на практике это было невозможно. Публичная казнь совершалась в течение 24 часов после вынесения приговора.Новым моментом по сравнению с довоенным временем был приговор о лишении «гражданского достоинства», что означало поражение в политических правах – запрет участвовать в выборах и занимать выборные должности.
Из общего количества осужденных 53 % были немцами, 43 % – чехами[484]
. Наиболее часто предъявяемыми обвинениями были членство в объявленных Нюрнбергским трибуналом преступными организациях (СС, гестапо), членство в чешских фашистских организациях (например, в «Влайке»), доносительство. Последнее было наиболее частым составом преступления среди чехов, а немцев, как правило, судили именно за членство в преступных организациях.Когда началось организованное выселение немцев из ЧСР, в Германию отправляли даже уже осужденных народными судами лиц, которые таким образом де-факто избегали наказания. Дртина объяснял это тем, что «государственный интерес в выселении» выше, чем такой же интерес государства в наказании немцев.
Бенеш настоял на том, что простое членство в органах власти протектората (например, в правительстве) не является составом преступления. По личному указанию президента были подготовлеы материалы о связях президента протектората Гахи и председателя правительства Элиаша с лондонским эмигрантским центром, чтобы представить Гаху чуть ли не борцом Сопротивления. Причем обеляющие Гаху материалы Бенеш представил в виде своего личного письма.
Напротив, в Словакии при активной поддержке того же Бенеша обвинения в коллаборационизме предъявили всем бывшим членам местного правительства. СНС сам издал 15 мая 1945 года распоряжение о преследовании нацистких преступников и коллаборационистов. Причем в Словакии председателем чрезвычайного суда мог быть и не профессиональный судья.
Главным символом чешского коллаборационизма («чешским Квислингом») был министр просвещения Моравец, но он покончил жизнь самоубийством 5 мая 1945 года. То же самое сделал и президент протектората Гаха. Поэтому Национальный суд в Праге рассматривал дела других членов правительства протектората (Крейчи, Бинерт, Грубы, Каменицки и т. д.), а также судил двух бывших премьеров довоенных правительств Берана и генерала Сыровы.