В первую группу попал Кароль Новаковский, лицо светское, брат капуцина Вацлава Новаковского, художник, студент варшавской Школы изобразительных искусств, известный участник манифестаций в столице 1861 года, а в Сибири – один из главных заговорщиков, планировавших вооруженное восстание. Во время этапа в Сибирь братья поменялись именами. Более крепкий физически Вацлав взял на себя приговор каторжных работ и был отправлен в Усолье на Ангаре, а Кароль как «духовное лицо» сперва оказался в окрестностях Красноярска, а затем в Иркутске и в Тунке. Таким образом, в среде заговорщиков он мог действовать довольно свободно, переезжая с места на место по долгу пастырской службы. Весной 1866 года он жил в Култуке, занимаясь конспиративной деятельностью совместно с Нарцизом Целиньским, Леопольдом Эльяшевичем, Казимежем Арцимовичем и Эдвардом Вроньским и другими – решение о вооруженном бунте каторжников на Байкале было к тому моменту уже принято. В Тунке, среди духовенства – согласно материалам следственного дела – он должен был собрать финансовые средства на оружие, закупить его и отвезти в Култук заговорщикам. План абсолютно нереальный и невыполнимый хотя бы по той причине, что Новаковский с первого же дня пребывания в Тунке находился под строгим надзором полиции, а прибывавшие туда первые священники финансами не располагали. Насколько Кароль Новаковский ввел в курс дела тункинских духовных лиц, мы не знаем. Ясно, что повстанческие планы ксендзы не одобряли («светские решили восстание делать, сагитировав дурней – тех, что поактивнее», – прокомментировал это один из священников), о финансовой поддержке говорить не приходится, поскольку денег у тункинских изгнанников не было. Иркутские власти выследили Новаковского во время восстания.
Некоторые ссыльные ксендзы, хоть официально и были направлены на поселение в Тунку, так туда и не добрались. Избежал этого поселенец из Никольска (Красноярский округ), уже упоминавшийся ксендз из Люблинской епархии – Ян Хыличковский из Горая, занимавшийся земледелием, скотоводством и торговлей, сотрудничавший с местными жителями, обучавший их современным способам возделывания земли, завоевавший уважение и поддержку деревенского сообщества. Благодаря заступничеству тамошних крестьян перед иркутскими чиновниками в 1866 году Хыличковского оставили в Никольске; в 1880-е годы он вернулся в Польшу и в конце XIX века издал оригинальный труд «Сибирь с этнографической, административной, сельскохозяйственной и промышленно-торговой точки зрения», описывая этот регион как край, открывающий перед людьми предприимчивыми огромные возможности благополучной и обеспеченной жизни – т. е. землю никак не проклятую, а «обетованную». Не попали в Тунку пиарист отец Хуберт Лещиньский из города Ополе-Любельске, находившийся на забайкальской каторге до 1870-х годов (потом он вернулся в Галицию) и Ипполит Сивицкий (Савицкий) из Литовского генерал-губернаторства, скончавшийся в Чите 6 апреля 1865 года. Умерли во время этапа с Нерчинской каторги в Тунку два других священника: в Верхнеудинске (в настоящее время – Улан-Удэ) в сентябре 1868 года – тринитарий Марцелий Травиньский из Варшавы, а в Чите 15 ноября того же года – капуцин Мариан Пиньский из Закрочима, в возрасте пятидесяти шести лет.
Согласно официальным данным о количестве и местах поселения польских ссыльных в Иркутской губернии, а также спискам прихожан Иркутского прихода (составленным ксендзом Кшиштофом Швермицким), в Тунке в разные периоды насчитывалось: в марте 1866 года – около тридцати духовных лиц, на 22 октября 1866 года – шестьдесят семь, на 1 декабря 1867 года – восемьдесят, на 9 июня 1868 года – девяносто одно, на 11 октября того же года – сто двадцать, в январе 1869 года – сто девятнадцать, а 23 августа того же года – сто сорок три, на 27 мая 1870 года – сто сорок четыре, 19 июня 1872 года – сто тридцать три, 2 июня 1873 года – девяносто девять, 1 января 1874 – девяносто одно, 1 февраля 1875 года – семьдесят два, в 1876 году – всего восемь.