Весна народов

В лавре была своя типография, которую обслуживали тридцать или сорок монахов. Они ставили себя выше других монахов, «считали себя миссионерами, аристократами». На праздники, когда многие тысячи богомольцев приходили в лавру, эти «миссионеры» «своими речами <…> накаливали народ против “жидов”, интеллигенции и т. д.», – писал Евлогий Георгиевский. Когда он, только что назначенный архиепископом Житомирским и Волынским, впервые прибыл в лавру, кафедральный протоиерей гордо заявил ему: «Мы все черносотенцы»[324].

Здесь два года жил и проповедовал знаменитый на всю Россию иеромонах Илиодор (в миру Сергей Труфанов)[325], хороший знакомый, а затем злейший враг Григория Распутина. Одно время, пока редактор газет «Почаевские известия», «Почаевский листок» и «Почаевские епархиальные ведомости» архимандрит Виталий (Максименко) был в отъезде, Илиодор исполнял обязанности редактора. Номер «Почаевских известий» от 23 января 1907 года вышел под общим заголовком «Люди, освобождайтесь от жидов». Содержание вполне соответствовало заголовку: «Все гнусные пороки, которыми страдает русский человек, как то: пьянство, воровство и прочая безнравственность, – все это плод жидовской деятельности. По природе своей – жид лентяй и враг телесных работ»[326], – писала газета. Один простодушный сельский батюшка принял антисемитские сочинения Илиодора за… царский манифест и прочитал с амвона[327].

Палку явно перегнули. Митрополит Антоний сделал выговор Илиодору, а Синод вскоре перевел беспокойного иеромонаха в Саратовскую епархию. Там этот «Ленин в рясе» достигнет невиданных успехов: будет изгонять бесов, провоцировать погромы, строить в Царицыне Свято-Духов монастырь. Впрочем, к 1914 году Илиодор уже отречется от Бога и православной веры и бежит за границу[328].

Между тем русские ультраправые, как известно, вовсе не были толпой фанатиков или сборищем малограмотных, темных, не вполне нормальных дикарей, способных только громить витрины в еврейских магазинах да избивать безоружных людей. Черносотенными взглядами были известны блестящий Василий Розанов и выдающийся филолог академик Алексей Соболевский, о. Иоанн Кронштадтский, популярнейший проповедник, ныне причисленный к лику святых. Да и Евлогий Георгиевский был, бесспорно, незаурядным деятелем церкви.

Еще до войны и отец Евлогий, и отец Антоний благополучно управляли своими епархиями. Антоний Храповицкий был столь гибок, что умел, когда надо, польстить и малороссиянам, поставив их даже выше великороссов: «Малороссы, преимущественно перед великороссами, взирают на Церковь Христову как на церковь не только русскую, но именно вселенскую и лучше великороссов уживаются на космополитическом Афоне, да и самую религиозную жизнь усваивают прежде всего как жизнь духовную, нравственную и этим именно началом одушевляют и внешний строй христианского быта»[329].

Но теперь перед русским духовенством стояла особая задача, в большей степени государственная, имперская, чем духовная.

Штык и крест

1

В январе 1915 года архиепископ Евлогий писал министру внутренних дел Маклакову: «…государственное объединение Галичины с Россией тогда только будет прочно, когда она объединится и в нашей родной православной вере. Если же… она останется в унии, то она будет таким опасным гнездом украинско-мазепинского сепаратизма, который доставит нашему Правительству много забот, мы приобретем вторую Финляндию»[330].

Браво, отец Евлогий! Эта фраза стоит всех исследований русской церковной политики в Галиции. Смысл, цели и задачи этой политики изложены в нескольких строчках. Даже враги архиепископа Евлогия не сомневались в его искренности и благочестии: «…как человек он в моральном отношении стоял безмерно выше Антония (Храповицкого. – С.Б.), но отличался каким-то диким фанатизмом, что доходил до жестокости по отношению к другим верующим, в данном случае – к униатам»[331], – писал Дмитрий Дорошенко.

Отец Евлогий не отрекался от своих убеждений, но, отвечая на критику, замечал: «Присоединение к православию мне представлялось постепенным сознательным процессом»[332]. И он, и русские чиновники и военные, знавшие об унии по книгам Николая Костомарова, были уверены, что несут народу Галиции свободу от ненавистного, навязанного поляками «папизма».