Дети жестоки, а дети, которые видели мало хорошего в жизни, жестоки вдвойне. Мелкие пакости начались сразу же. Несколько раз у меня прятали портфель, потом высыпали тетрадки и учебники в снег, окунали мою шапку в унитаз. А ещё меня с первых же дней обзывали крысой. У меня были длинные густые волосы цвета горького шоколада, которые бабушка заплетала мне в тугую косу, и большие карие глаза, к тому же я была тощая с тонкой длинной шеей и острыми коленками. Внешность деревенских детей была схожая, они все были какие-то серые — русые волосы разных оттенков, светлые глаза разной тональности. Я отличалась от них настолько, что из всего класса глаза учителей невольно всегда останавливались на мне. И за это меня ненавидели ещё больше.
Я не умела жаловаться и просить помощи, да я и не была уверена, что после вмешательства классного руководителя дела бы мои пошли на лад и надо мной перестали бы издеваться. Моя жизнь в одно мгновение превратилась в ад. Я из любимого домашнего ребенка превратилась в изгоя, которого оставили родители и которого не принимали сверстники. Бабушке пожаловаться не могла, я не хотела расстраивать её, потому что она и так осталась одна присматривать за нами, к тому же постоянно беспокоилась о маме. Мне пришлось переживать весь этот кошмар одной, я часто думала, что это, может быть, просто плохой сон, сейчас я проснусь дома и всё будет как прежде. Я закрылась и замкнулась в себе, чувствовала себя ненужной и никчёмной, ни на что не способной, и для того, чтобы никого не расстраивать, я запретила себе плакать. Надо улыбаться, Марта.
Майя училась в втором классе. В начальной школе царили другие порядки и мою девочку приняли хорошо, её не обижали. Иногда я приходила к её учителю спросить, нужна ли помощь с украшением класса к праздникам, подготовкой открытых уроков, заодно очень аккуратно расспрашивала про отношения Майи со сверстниками.
Думаю, всё-таки возраст имеет значение, потому что к тому времени, когда сестра перешла в среднюю школу, с ней вместе училась большая часть её класса из начальной школы, она была для них своя городская.
Шестой класс ограничился для меня мелкими пакостями и порчей моих вещей. Ни зачинщиков, ни исполнителей найти не удалось. А вот седьмой класс начался с открытого противостояния. Меня намеренно задирали, и чаще других это делал одноклассник, Анцифиров, хмурый, не улыбчивый и не общительный, с виду не очень благополучный. Он провоцировал меня на глупости, высмеивал, задевал меня морально и не давал мне расслабляться. Это было совсем не весело, и если в начале я терялась, уходила в себя, переживала столь пристальное внимание молча, то к концу второй четверти я имела в запасе пару-тройку грубых ответов на его нападки.
Достаточно быстро я разобралась в иерархии моего класса, при чём мальчишки меня интересовали мало, а вот женская часть прайда заставила меня содрогнуться. Лена Алфёрова была лидером, к которому заглядывали в рот все остальные одноклассницы. Были три девочки вне группы, они были как Швейцария, нейтралитет распространялся и на общение с ними, они держались маленькой группой и их не трогали. К слову, меня они тоже не приняли.
Примерно тогда же меня впервые избили. Так моральное насилие, которое я стойко терпела, переросло в физическое. Меня окружили в женской раздевалке после физкультуры, и Алфёрова стала пинать меня, пока её четыре подружки меня держали, причина была выдумана моментально — я дерзко ответила на её вопрос.
С размаху она припечатала меня головой в стену, в глазах у меня потемнело, и только слышалось:
— Ленка, смотри не убей её.
— Лицо не трогай, а то жаловаться будет.
— Вообще синяки не оставляй.
В тот год мне пришлось многому учиться — бегать, драться, высчитывать вероятности, чтобы избежать столкновения, рассчитывать маршруты и продумывать ответы.
С тех пор били меня регулярно, и не всегда мне удавалось отбиться. Я была хилая, неспортивная и уступала деревенским в физической силе. Когда наступила весна, и я решила, что пора что-то менять. Я стала помогать бабушке в быту в два раза больше, чем раньше, и каждый раз, когда я несла ведро воды с колонки или брала лопату, я тренировала выносливость. Когда никто не видел, я качала пресс и стояла в планке. Кроме кур у нас были козы, и я вызвалась регулярно убирать хлев, тягала тюки с сеном, кормила и поила животных рано утром. Затем пришла пора поливать посадки, и я тайком училась держать ведро с водой на вытянутых руках, к сентябрю мне удалось удержать пол ведра воды почти минуту.
Моё сложение осталось неизменным. Я была такая же тощая и высокая, но зато изменилась сила удара. Когда я впервые начала серьёзно отбиваться, Алфёрова от удивления упала. У меня не было желания добивать нападавших во что бы то ни стало, мне достаточно было пресечь их атаки. Но когда я это делала, то никаких принципов не придерживалась, лупила по всему без разбора, рвала волосы, кусала, сильно сжимая челюсти, пока рот не наполнялся кровью. Мой слух тогда отключался, я не слышала криков, в голове пульсировало «Бей смело, умри быстро».
***