Весна с детективом

– Зачем, говоришь? Да чтобы отца на ноги поставить! Увезти его за границу, в хороший реабилитационный центр положить, чтобы реально помогли! Если это государство плевать хотело на человека, который всю жизнь ему служил верно, даже когда жрать нечего было, когда стреляли в него из-за каждого угла! В том пожаре он мог о себе подумать и наплевать на этих девок из канцелярии, пусть бы горели! Нет – он не вспомнил о том, что у него мы есть, – спасал этих девчонок и матерей их, чтобы от горя не повесились! А государство ему хоть спасибо сказало? Нет! Нет, Лисенок, – его даже на пенсию не проводили, просто списали как инвалида! Скажи, как я мог дальше служить?

– Ну, я же могу, – негромко сказала Олеся. – Потому что, кроме государства, есть еще люди, Максим. Простые люди – как матери тех девочек, которых папа из огня вытаскивал ценой своего здоровья. И он, вот поверь, не о себе думал, не о наградах – он не мог смотреть, как погибают люди. А ты… ты старикам шеи сворачивал за какие-то деньги и золотые монеты. Вы ведь больше ничего не брали, правда? Все продумал, да? Сбывать легче? Кто ты после этого, Максим? Да папа, если бы узнал, откуда у тебя деньги… – Она задохнулась, представив, как теперь отреагирует на новость отец. – Лучше бы тебя тоже застрелили… – выдавила она, даже не ужаснувшись тому, что говорит.

– Ты права, Лисенок… – вдруг тихо сказал брат. – Лучше бы меня тоже застрелили… Уходи, Олеська, не хочу, чтобы ты меня в наручниках видела. Уходи, ну!

Олеся оттолкнулась от машины, постояла еще минуту, пристально глядя на Максима, словно хотела запомнить его лицо, и, махнув рукой, тяжело пошла к дороге. Ее догнал Мезенцев, взял за руку, помог взобраться на крутой склон.

– Дайте мне сигарету, пожалуйста, – глухо попросила она.

– Ты ж не куришь. – Федор вдруг перешел на «ты», но она этого даже не заметила.

– Все равно – дайте.

Мезенцев пожал плечами, вынул из пачки сигарету и, прикурив, протянул Олесе. Та сделала глубокую затяжку, закашлялась, почувствовав, как дым мгновенно забил легкие, но сигарету не выбросила, затянулась снова.

– Не надо, Олеся, – отобрав у нее окурок, тихо произнес Федор. – Это не поможет…

– А что? Что мне теперь поможет?! – вскрикнула она, вдруг упала к Мезенцеву на грудь и зарыдала.

Федор неловко обнял ее, прижался щекой к макушке:

– Все пройдет, Олеся…

– Да как мне жить теперь?! Ведь он мой брат! Он меня вырастил! А папа?! Что с папой будет?!

Ее истерику прервал резкий хлопок выстрела и раздавшийся из оврага крик:

– Куда ж вы смотрели, придурки?! Почему никто не обыскал?!

Олеся рванулась было туда, но Мезенцев держал ее крепко:

– Не надо… зачем тебе это видеть?

– Что… что там случилось? – билась в его руках Олеся и никак не могла избавиться от цепких объятий оперативника.

На дорогу вышел сотрудник в штатском, на ходу сообщая в рацию:

– Единственный задержанный застрелился, товарищ полковник. Ну, вот так… да, виноваты, проглядели… ну, кто ж знал-то, что у него пистолет в кармане брюк слева? Да, в накладном… в грудь выстрелил, сразу наглухо… Я понимаю, товарищ полковник… а нам что делать теперь? Ну, это ж сотрудники нашего СОБРа – Жилкин, Самоходов, Калинин и… Вадис. Да, Вадис, товарищ полковник… он единственный в живых остался, да вот такая вышла незадача… я понимаю… да, виноват. Виноват. Но, может, так и лучше? Тут сестра его, кстати. Они на место происшествия ехали с капитаном Мезенцевым…

Больше Олеся ничего не слышала. У нее вдруг стали ватными ноги, в голове зашумело, как в телевизоре с пропавшим изображением, а в какой-то момент и этот звук стих.

Она пришла в себя только в салоне машины Федора и даже не сразу поняла, что происходит, почему она лежит на заднем сиденье. Только поднеся к глазам руку, испачканную кровью, Олеся вдруг вспомнила о том, что произошло. Это была кровь Максима, брата, которому она перевязывала плечо перед тем, как он застрелился из спрятанного в кармане штанов пистолета.

– Ты лежи, Олеся, – не отрывая взгляда от дороги, произнес Мезенцев. – Врач сказал – шок у тебя, сейчас домой приедем, поспишь.

– Я… я не могу домой… не могу, Федор Ильич, там же отец… – простонала Олеся, уткнувшись лбом в подголовник переднего сиденья. – Что я скажу ему, что? «Папа, наш Максим оказался членом банды, убивавшей и пытавшей людей ради денег и золотых монет?» Или о том, что делал он это ради того, чтобы отца в хорошую клинику за границей определить, расскажу? Робин Гуд хренов! Папа не переживет…

– Он все равно узнает об этом, Олесенька, – мягким, уговаривающим тоном произнес Федор. – И будет лучше, если об этом ему скажешь ты.

– Я?! Да это же… все равно что войти к нему в комнату и выстрелить в грудь! Макс – его любимчик, гордость, продолжатель династии! Он же не только отца – он деда опозорил и маму!

– Но ведь есть ты, – негромко сказал Мезенцев, паркуя машину во дворе дома Вадисов. – И как раз носишь фамилию достойно. Как ты держалась сегодня там, у машины… я бы не смог.

– Еще бы! У вас нет такого героического братца!

– Не выкай мне, ладно? – попросил Мезенцев. – Ну, хватит нам вокруг да около, Олеся…