Весна умирает осенью

– Люди, которых власти выселили из родных мест и отправили в отдаленные районы страны. В пятидесятых часть спецпоселений закрылась, в Зиминку перебралось несколько ссыльных семей. Среди них оказались и подданные Российской империи, бежавшие из страны после Октябрьской революции.

– А этих-то как сюда занесло? – спросила Оливия, пытаясь из вежливости сесть.

– Нет-нет, лежите, как доктором предписано, – воспротивился хозяин. – Вечер длинный, все успеем обсудить…

Он подал ей плед и продолжил.

– Если я правильно понял, вы выросли за пределами России? Тогда, конечно, всех подробностей нашей истории вы можете и не знать… Существует такое понятие – возвращенцы. Этим словом называют репатриантов. Среди них были и эмигранты, поверившие в то, что у них здесь может быть будущее. Начиная с сорок четвертого года они начали прибывать в Союз – кто-то в сопровождении семей, кто-то в одиночку. В их числе попадались и французы, вступившие в брак с русскими. А также отпрыски бывших белогвардейцев, которые взялись проводить своих стариков на землю обетованную. Они собирались помочь им обустроиться, а затем планировали вернуться на Запад. Вообще, мысль о том, что если прижиться не получится, то можно будет уехать обратно, подогревала многих.

– Не получилось?

– Конечно нет. Из нескольких тысяч лиц с французскими паспортами назад прорвалось человек двадцать.

– Ну а как же посольство? О своих не позаботилось?

– Дипломатам это было невыгодно. Портить отношения со страной-победителем из-за кучки неосмотрительных граждан никому не хотелось. Их просто бросили на произвол судьбы… К тому же у многих власти сразу же изъяли французские документы, выдав взамен советские бумажки. А дети, родившиеся здесь, и вовсе не имели шансов выехать с родителями – они считались собственностью советской системы.

– Эти люди, наверное, чувствовали себя черными овцами…

Горский грустно улыбнулся.

– Скорее белыми воронами. Так у нас называют тех, кто не вписывается в общую картину. На самом деле им приходилось очень туго. Дело в том, что всех возвращенцев ждала обязательная проверка НКВД. Некоторые по прибытии застряли в фильтрационных лагерях. Они месяцами ждали, когда органы выяснят всю подноготную и разрешат им отправиться к месту назначения. Однако домой попали единицы. Но и это им не помогло – «зачистки» проводились повсеместно. Одним словом, треть репатриантов погибла в первые же месяцы пребывания в Союзе. Кто-то сгинул в исправительно-трудовых лагерях, кто-то был осужден и расстрелян, а кто-то просто не выдержал суровых условий и покончил жизнь самоубийством… Но все же были и те, кто сумел притереться к системе, выжить и кое-как наладить быт. Несколько таких семей обитают в Зиминске. Их предки отстроили этот городок, вырастили поколение советских граждан. Правда, почти никто из сегодняшних зиминцев не говорит по-французски.

– Невероятно… Кстати, вы меня очень удивили, ответив на мое письмо на элегантном, я бы даже сказала, литературном языке. Я в Париже уже восемь лет, но такими оборотами не владею.

– Приходится много читать, – уклончиво ответил Горский, покосившись на книжный шкаф. – К тому же французским владел мой отец. В детстве он не мог себе позволить обращаться ко мне на «неродном» наречии при людях, но дома мы практиковали довольно часто.

– Он был учителем?

– Да чем он только не занимался. Вырос в России, но школу окончил в Париже, куда после революции перебрались его родители. В сорок пятом, на пике победной эйфории, поддался на пропагандистские лозунги и обратился в репатриационную миссию. Приехал в Союз и почти сразу угодил в лагерь в Пермском крае – НКВД удалось раскопать информацию о том, что он работал врачом в госпитале в Безансоне, где лежало много немецких офицеров. И врачевал на дому какого-то нацистского бонзу. В местах заключения он пробыл до пятьдесят первого года: работал на лесозаготовке. Затем его перевели в спецпоселок на Каме, где он отстраивал медицинский пункт. Там впоследствии служил фельдшером. Была у них и своя школа – в ней учительствовала моя мать. После смерти Сталина родителей наконец сняли со спецпоселения, но в родные края уехать не дали, предложив на выбор несколько «адресов». Мама с папой и десяток семей других репатриантов оказались здесь. Отец начал преподавать французский детям. Однако через несколько лет, во время хрущевской оттепели, местная администрация решила создать краевой музей, и его назначили заведующим.

– Поразительная история! Ну а вы во Франции бывали?

Облик ее собеседника странно изменился. Лицо неожиданно смялось, глаза потемнели, а руки, до этого момента спокойно лежавшие на коленях, вдруг ожили, задвигались, заплясали, будто бы не находя себе места. Наконец он справился с собой и произнес:

– К сожалению, средства не позволяют. Однако надеюсь, что…

В эту секунду наверху что-то звякнуло, затем раздался глухой дробный стук. Горский вскочил и, ничего не объясняя, бросился к лестнице.

XXXV Сесиль