Весна умирает осенью

На первый звонок никто не ответил. Но уже со второй попытки он услышал голос одного из лучших кардиологов Греции, который приходился Оливии… родным отцом.

Харис Илиадис был кардиохирургом уникальной специализации. В свое время он часто выступал на международных конференциях, а некоторые европейские клиники приглашали его оперировать своих самых безнадежных больных. В конце девяностых он возглавил крупнейший кардиоцентр страны. Но, когда Оливии только исполнилось тринадцать, плановая проверка выявила несколько сотен фальшивых счетов за исследования и диагностику. Этой алхимией занимались рядовые сотрудники отделений, однако вместе с ними карьерой поплатился и ее отец.

Кое-как пережив грандиозный скандал, он перебрался из Афин на Корфу, где старые родственные связи и репутация опытного хирурга позволили ему найти новую работу.

Однако десять лет спустя профессор Илиадис все же свернул свою практику: у него обнаружили опасное, быстро прогрессирующее заболевание.

Оливия летала к родителям в конце декабря, под Рождество. Вернулась она в подавленном настроении – отец уже почти не вставал и вяло реагировал на ее присутствие…

Однако по телефону его голос показался Родиону довольно бодрым. Возможно, он застал Хариса в момент кратковременного просветления, какие изредка случались между мучительными болевыми приступами. Кратко обрисовав ситуацию, Родион попытался сформулировать интересующие его вопросы.

– Да уж сколько лет об этом говорят, а толку-то, – отреагировал Харис, дыша с присвистом. – Я еще в Афинах работал, когда впервые подняли этот вопрос. Средства с фенодеканом даже собирались отозвать из аптек. Однако тогда производителю удалось доказать, что в малых дозах вещество безвредно.

– И это правда? – усомнился Родион.

– Все относительно… Понимаете, в зрелом возрасте у многих целый букет хронических заболеваний. Люди принимаются за самолечение, начинают смешивать коктейли из пилюль на свое усмотрение. Это очень опасно. Датчане, например, сумели недавно доказать, что фенодекан совершенно несовместим со снотворными средствами. Такая комбинация оказывает угнетающее действие на сердечную деятельность, особенно во сне.

– Значит, дело не столько в дозировке, сколько…

– И в ней тоже. Есть несколько медикаментов, которые прописывают для лечения заболеваний дыхательных путей, протекающих в острой форме, – излагал Харис с доходчивостью опытного докладчика. – Среди них и французский «Пневмостин». Вот с ним ситуация абсолютно критическая. По-хорошему врач просто обязан предупредить пациента, что препарат содержит высокую концентрацию фенодекана и сочетать его со снотворными или транквилизаторами нельзя! Однако могу предположить, что так поступают немногие.

Поблагодарив отца Оливии за консультацию, Родион распрощался. Он очень опасался, что разговор свернет в семейное русло. И тогда придется рассказывать, как у них обстоят дела и каковы планы на наступивший год…

Зачем огорчать пожилого и к тому же тяжело больного человека? Ведь за последние три недели они с Оливией не только не виделись, но толком даже и не разговаривали. Она пропала в сибирских снегах и хлябях, своим молчанием давая ему понять, что хочет побыть одна.

XXXIII Дома

Вязаные шторки – точно такие, как представлялись ей муторной ночью, проведенной в отеле «Калифорния-хаус», были единственной деталью, которая сближала вымысел с реальностью.

Зиминск оказался настолько крошечным, что о центральной или окраинной части и говорить не приходилось. Кроме больницы, Дома культуры, Горжилуправления и районной администрации каменных построек в этом отдаленном поселении фактически не было. Из окошка заляпанных «Жигулей», сиденья которых, казалось, одеревенели от мороза, Оливия жадно разглядывала новый для нее мир.

Стоял гудящий, ослепительно синий день. Нападавший за ночь снег вдоль дороги казался неестественно белым, а сама трасса – мерцающей и зыбкой, как Млечный Путь. Но поразила ее не эта идиллическая, почти утрированная сибирская красота, а то, насколько пустынными выглядели улицы-фантомы. За все время им повстречалась лишь пара собак, передвигавшихся подмороженной трусцой, да женщина в громоздкой лисьей шубе, чье лицо боязливо выглядывало из пухового платка, а руки в мохнатых рукавицах прижимали к себе какой-то заледеневший сверток.

– И где же люди? – не выдержала Оливия.

Горский, неповоротливый и грузный в своей безразмерной куртке и кроличьей шапке с обтрепанными завязками, взглянул на нее с недоумением.

– Так на улице за тридцать. Вы, наверное, не успели почувствовать – я ж машину к самому крыльцу подогнал. Дети сидят по домам, а родители – кто как… Многие все же на работе. У нас к тому же пенсионеров много. Они в такую погоду и вовсе не выходят.

Оливия пошевелила пальцами ног и скривилась от боли: всего за несколько минут езды по городку на машине, в которой, как ни странно, на пределе жарила печка, ее стопы совершенно онемели.