Весна умирает осенью

– Оливия, послушайте… в таких условиях вам не стоит оставаться. Зиминск – городок провинциальный. У нас здесь все обставлено, как бы это сказать… по-простому. Если врач разрешит, давайте я устрою вас на время у себя? Патронажная сестра сможет приходить для осмотра хоть каждый день.

– Спасибо, – смутилась Оливия. – Но это как-то неудобно…

– В вашем распоряжении будет целый дом. К тому же он расположен недалеко от музея. Как только почувствуете себя лучше, осмотрим вместе экспозицию. Должны же вы отсюда увезти хоть какие-то хорошие воспоминания!

Она взглянула на него с благодарностью.

У Горского было довольно обычное лицо. Нос «уточкой», тонкие нервные губы. Правильный овал с чуть поплывшим подбородком. Словом, как и положено музейному работнику, – ничего героического.

Однако ему было присуще одно очень редкое качество, которое не ускользнуло от ее внимания: директор Зиминского музея был естественно элегантен. На первый взгляд он выглядел старомодно, но держался прямо и уверенно, отчего казалось, что на нем не свитерок с растянутыми локтями, а сидящий по фигуре твидовый костюм.

Практически весь день она проспала. А когда проснулась, за окном уже сгущались сумерки. На прикроватном столике стоял остывший ужин: бледная паровая котлета и картофельное пюре. Однако есть совсем не хотелось.

Повернувшись лицом к стене, Оливия принялась разглядывать скол на штукатурке. По форме он отдаленно напоминал французский «гексагон». Оливия шмыгнула носом: как же теперь быть? Если не найдется паспорт, она застрянет здесь надолго. Нужно будет связываться с консульством. Пропадет авиабилет, в университете начнутся неприятности. А российская виза… она же истекает через несколько дней!

Мысли мельтешили, как снежинки, окутывали плотной пеленой. Но этот умозрительный кокон не мог защитить ее острого, как ледышка, осознания: Родион был прав… Желание угодить главреду обернулось для нее большими неприятностями. «Однако, – говорила она себе, – дело ведь не в престижной работе и не в личных амбициях. Умер достойный яркий человек, умер внезапно, нелепо, и никто не захотел разбираться в произошедшем… Как же можно этого не понимать?!»

Быстро утомившись, Оливия уткнулась в телефон. Пролистывая яркие картинки винилового мира, в котором идеальные люди проживали идеальную жизнь, она постепенно успокоилась и начала засыпать.

В самом зените ночи, когда округлая и спелая, как кустодиевская купчиха, луна возникла в оконной раме, в палате кто-то застонал. Оливия резко села на кровати. Из-за ширмы, которую накануне водрузили между ней и немощной старушкой, раздавалось учащенное хриплое дыхание.

С трудом поднявшись, Оливия вышла в коридор. Ее ослепил резкий электрический свет. Медленно переставляя босые ноги, она добрела до медицинского поста. Рядом с дверью в процедурную за стойкой сидела медсестра. Она раскладывала пасьянс.

– Простите… Моей соседке, кажется, нужна помощь.

Женщина нехотя оторвала глаза от карт.

– Это которой? Старухе, что ли?

– Да. С ней что-то нехорошее происходит…

– Да обделалась, наверное, опять. – Глаза сестры соскользнули вниз, в призывно раскинувшиеся карты: они сулили ей любовь и долголетие.

– Послушайте, это срочно! – попыталась настоять Оливия, чувствуя, как темнеет в глазах.

– Вы, девушка, прилягте! А то не дай бог что, – раздраженно отреагировала медсестра. – Я через минутку подойду.

В это мгновение потолок накренился и развязно подмигнул Оливии неоновым глазом. Дрожа от мелкого озноба, кое-как она добралась до кровати и уже слабеющим голосом вновь позвала сестру. Коридор молчал.

Луна в ответ сочувственно качнулась и погасла.

Утром ее разбудили голоса и шум за перегородкой. После непродолжительной возни задребезжала медицинская каталка, увозя из палаты накрытое простыней тело.

Оливия спустила ноги с кровати и нащупала пол. Покачиваясь, обогнула ширму и, взглянув на пустую койку со смятой грязной простыней, вся сжалась, будто ее ударили под дых.

– Кранты, – по-свойски сообщил переломанный сосед, – кончилась бабулька. Санитары сказали, часов семь тут пролежала – закоченела конкретно.

– Как семь часов?! Я же звала медсестру в районе полуночи! Она обещала подойти…

– Так у нас обещанного три года ждут, – невозмутимо заметил сосед. – Вот бабка-то и преставилась.

Он говорил что-то еще, гудел басовито, но Оливия его уже не слушала. Привычную утреннюю суету со скудным завтраком на пластиковом подносе, замером температуры и сменой белья заслоняла совершенно дикая мысль: целую ночь в полуметре от нее лежало остывающее тело человека, до которого никому не было дела…

Она схватила в руки телефон и набрала сообщение: «Илья, если ваше предложение еще в силе, я с удовольствием им воспользуюсь».

Но Горский не откликнулся.

Около двенадцати он возник на пороге палаты – в том же вязаном свитере и мохеровом шарфе.

– Придется подождать, когда ваши данные в систему внесут. Я им паспорт подвез…

– Мой паспорт? Вы его отыскали?!

– Да, смотался с утра в Новосибирск. Кстати, ваш приятель пришел в себя и передает привет. Ну что, будем собираться?

XXXII Лекарство