Вероника попыталась открыть дверь, чтобы немедленно бежать к телефону и сообщить маме, что скоро будет дома (ее сотовый остался дома на зарядке), но тут вспомнила, что сидит полностью мокрая, грязная, в чужой машине, которую нельзя вот так бросить незапертую, и притихла. Будь что будет, в конце концов. Она ведь уже взрослая девочка и не обязана докладывать маме о каждом своем шаге. Мама ведь знает, что дочь ушла в ресторан, а такие мероприятия быстро не заканчиваются…
Вероника никак не могла согреться, хмель выветривался, и ее стало слегка поколачивать. К тому времени, пока пришел весь обклеенный бактерицидным пластырем Вадим Николаевич, Веронику била крупная дрожь, и она в буквальном смысле стучала зубами: машину хозяин не завел, а ночная температура в апреле опускалась до нуля…
Вадим с тяжелым вздохом сел за руль, сочувственно обернулся к Веронике и сказал:
– Я этот юбилей на всю жизнь запомню, ей Богу. Что на вас нашло, Вероника Сергеевна, а? Делать-то что будем?
– Ма-ма…машину заведите, пожалуйста… – Веронику просто трясло от холода. Больше всего на свете ей хотелось сейчас погрузиться в горячую ванну, а потом выпить большую кружку обжигающего чая – и спать, спать. А пока хотя бы просто согреться…
Вадим Николаевич стукнул себя по лбу ладонью, завел машину, и пока она прогревалась, настроил радио на какой-то ночной канал, по которому в режиме нон-стоп крутили легкую приятную музыку.
Незаметно Вероника согрелась и уснула, неловко откинув голову. Вадим Волконский снял пиджак, свернул его и, перегнувшись через водительское кресло, положил Веронике под щеку – та даже не пошевелилась.
Немного подумав, Вадим Николаевич медленно вырулил со стоянки. Ехать ему было решительно некуда: дома ждала (а может, уже и спала) юная подружка Оленька, которая живет с ним уже год, а где обитает Вероника Сергеевна, Вадим Николаевич не имел ни малейшего представления.
Ему и в голову не могло прийти, что эта замухрышка Симакова может оказаться такой роскошной женщиной! Три месяца он ее даже не замечал: да и как можно заметить безликое существо без возраста, большую часть времени прячущееся за своим компьютером?
Конечно же, Вадим Николаевич сразу понял, что Вероника Сергеевна Симакова за ним оттуда пристально наблюдает, но ему и в голову не могло прийти, что это вызвано с ее стороны какими-то чувствами. «Обычное женское любопытство», – решил для себя Вадим Волконский, и никак не дал понять странной сотруднице, что знает о ее маленькой тайне. К тому же, она совершенно не выделялась на фоне остальных своих коллег – женщин «элегантного» возраста. Если на то пошло, Анжела Марковна была куда более яркой и привлекательной в свои 40 лет, чем Симакова, но со стервозами – а Анжела Марковна, безусловно, таковой являлась, – Вадим Николаевич принципиально дела не имел. Когда-то в молодости настрадался, и с тех пор у него выработался на стерв своеобразный иммунитет.
Когда его пригласили на должность начальника этого сугубо женского отдела, Котька Сапрыкин, лучший друг детства, долго его подкалывал и всячески дразнил: «Все, Вадька, ты пропал! Обженят в два счета – только держись! Спорим на ящик пива, что через полгода поедем тебе кольцо покупать и белый смокинг!»…
Сам Сапрыкин некоторое время назад по обоюдному и мирному согласию развелся с супругой Маринкой, бывшей их с Волконским одноклассницей, и сейчас пребывал, как он выражался, «в поиске»: ему нужна была Жена с большой буквы («С большой «Ж»?.. – ехидничал Вадим), а что это такое, он и сам толком не знал.
Маринка была редкостной грязнулей, за двадцать лет так и не научилась готовить, и семейная жизнь, как она выражалась, «сидела у нее в печенках». Сапрыкинские близнецы Кеша и Гриша учились в университете, с удовольствием жили в общаге, а их мама Марина съехала в новую квартиру, купила компьютер, подключилась к Интернету и чувствовала себя абсолютно счастливой: никто от нее больше не требовал чистых носков и рубашек, порядка в доме, да еще каждый день какой-нибудь еды…
Котька (в обычной жизни – Константин Петрович Сапрыкин) подшучивал над Волконским за его тягу к совсем молодым девушкам («Она у тебя уже на горшок ходит, или все еще в памперсах?»), и яростно отмахивался, когда Вадим приводил к нему знакомиться очередную «подругу подруги»: «Вадька, да иди ты со своим детским садом, ей Богу! Меня самого впору с ложки кормить, так что я в няньки не нанимался!..».
На самом деле он с ужасом представлял, что в его доме снова появится существо, которое не умеет (или не хочет) готовить и поддерживать должную чистоту, и у Константина Петровича даже скулы сводило. Все, что угодно, только не это!..