Весна Вероники

Нина Ивановна унесла телефон на кухню, плотно прикрыла дверь, набрала знакомый номер и замерла. Вот пошли длинные гудки, вот в трубке раздался такой неожиданно родной голос…

С возрастом время будто спрессовывается. Это только в молодости можно позволить себе год «узнавать» человека, два года с ним «притираться», и лет пять, чтобы понять, «твой» он или «не твой». А потом, если не повезло, все по новой. Но когда впереди меньше дней, чем осталось за спиной, на такую роскошь просто не остается времени. Да и жизненный опыт сказывается: чтобы разобраться в человеке, годы уже не нужны.

– Виктор Васильевич…

– Ниночка! Ну наконец-то! Я просто места себе не нахожу! И позвонить сам не могу – мало ли что, не хотел мешать вашему разговору. Ну что, все нормально? Можно вызывать машину? Я заехал на рынок, купил овощи, рыбу, фрукты. Будем пировать! Вечером придут дети – хочу тебя с ними познакомить. Они очень рады – правда. Ты им понравишься – даже не сомневайся! И они тебе тоже – они хорошие… Ниночка, почему ты молчишь? Что случилось?!

Нина Ивановна слабо улыбнулась – ну вот, в этом весь Самонин. Говорит, не переставая, не дает слова вставить, а потом волнуется: не случилось ли чего? Почему это на другом конце провода молчат? Правда, на этот раз и в самом деле случилось…

– Витенька, ты извини, но я пока не смогу к тебе перебраться… Вероника заболела очень сильно, кажется, грипп, могут быть осложнения. Я не могу ее сейчас оставить. Но ничего, думаю, это ненадолго – сейчас лекарства сильные…

Виктор Васильевич Самонин обескуражено молчал. После стольких лет одиночества даже неделя без любимой, обожаемой женщины кажется вечностью. И эта рыба… Белое вино… Он так ждал этого вечера, так к нему готовился. Боже мой, какая неприятность – Вероника заболела. Дети – это святое, здесь Виктор Васильевич был с Ниной Ивановной солидарен. Он бы тоже не оставил своего заболевшего ребенка, если бы знал, что больше за ним некому ухаживать – а то, что Вероника в свои 34 года совершенно одна, он знал. Но какая все же досадная неприятность!

– Виктор Васильевич…

– Ниночка, прости, я так расстроился. И за Веронику переживаю, и за тебя, и за себя тоже, за нас… Даже не знаю, как я эту неделю переживу. Давай я все же рыбу приготовлю и в судочке к твоему дому принесу – угостишь Веронику. Хочешь?

– Ничего не надо, Витенька, не выдумывай, пожалуйста. Веронике сейчас только питье показано, она и есть-то не будет. Ты лучше сам покушай как следует, рыбка в нашем возрасте очень даже полезна…

– Ты на что это намекаешь?! – притворился обиженным Виктор Васильевич. – В каком таком возрасте? Вон Табаков папой стал только в семьдесят – и ничего!

– Да, только маме этого ребеночка было всего сорок… – вздохнула Нина Ивановна. – Мне такие подвиги уже не под силу…

– Ниночка, дорогая моя, не нужно мне никаких сорокалетних – мне, кроме тебя, вообще никто не нужен! Я так долго тебя ждал – и так немного нам осталось… Нет, – поправил сам себя Виктор Васильевич, – мы будем жить очень долго и очень счастливо, и я каждый день буду благодарить Бога за то, что он мне послал такое чудо, когда я уже и не надеялся. Просто в двадцать лет думаешь, что ты бессмертен, а в шестьдесят становишься фаталистом…

Нина Ивановна улыбнулась – ей нравилось говорить с Виктором Васильевичем, который всегда, даже на работе, выражался несколько высокопарно, но образно.

Вероника крепко спала, поэтому Нина Ивановна могла себе позволить продолжительный разговор по телефону с приятным во всех отношениях мужчиной. Они словно поменялись местами с Вероникой: теперь мама надолго занимает телефон, а дочь брюзжит. Впрочем, в жизни всякое случается…

Вероника то просыпалась, то снова засыпала. Температура накатывала какими-то волнами – ее она сбивала таблетками и растворимыми шипучими порошками, понемногу пила теплый брусничный морс из замороженных с прошлого сезона ягод. Мама постоянно находилась рядом, и от этого становилось еще тяжелее. Помимо болезни, Веронику терзали противоречивые чувства: маму она видеть категорически не хотела, но понимала, что одной ей сейчас остаться немыслимо. Так и прошел этот странный, бредовый день.

Ночь тоже облегчения не принесла – наоборот, стало еще хуже. Вероника пылала, металась в постели, сбрасывала одеяло – Нина Ивановна ее укрывала, насильно поила морсом и придерживала на лбу мокрое полотенце. Где-то часа в три утра Вероника снова потеряла сознание, и перепуганная Нина Ивановна вызвала соседку-терапевта. Ирина Степановна сделала Веронике три укола и сидела у Симаковых до самого утра. Сидела бы и дальше, да нужно было на работу. Договорились, что Нина Ивановна будет внимательно отслеживать состояние дочери, и при малейших неблагоприятных симптомах позвонит в поликлинику, чтобы Ирина Степановна договорилась в городской больнице о госпитализации. Обе просто падали с ног от усталости, но Вероника хотя бы больше не проваливалась в обморок, а ровно и спокойно дышала во сне.