Весны гонцы. Книга 1

Алёне показалось, что его монолог здорово похож на посредственную статью. «Ну и ладно, пусть на здоровье изливается, лишь бы идея нашего БОПа его заинтересовала». И, не особенно вникая в смысл директорской речи, она вдруг обратила внимание на то, что у него плохая дикция, буква «с» определенно подсвистывает. «Наталия Николаевна наверняка поставила бы ему по сценической речи плохонькую троечку», — мелькнула у Алёны озорная мысль.

Таранов затянулся сигаретой, выпустил дым колечком и заговорил грустно и деловито:

— Возвращаясь конкретно к вашему вопросу, принуждён сказать, что постановка его несколько преждевременна. — Светлые глаза его, точно лаская, оглядывали молодые сосредоточенные лица. — Три с половиной года — срок огромный при наших-то темпах! Рано, друзья, рано, милые, поднимать этот вопрос.

— Почему рано? — напористо спросил Огнев. — На пятилетку планы составляются, а на три с половиной года почему-то рано?

Алёне показалось, что директор рассердился, — скулы его порозовели, но он улыбнулся Огневу:

— План! Да вот целинные-то земли, видишь, сверх плана выскочили. А мероприятие грандиозное.

— Но ведь от этого же не прекращается планирование на пятилетку, — возразил Березов.

Таранов повернулся к нему, слегка прищурился.

— А вы, кажется, молодой коммунист?

«Что плохого сказал Миша?» — тревожно подумала Алёна.

— Так разве он?.. — выскочил Олег и осекся.

— Да. Член партии — и что из этого? — вопросом ответил Таранову Миша.

— Члену партии надлежит мыслить масштабнее, — заметил Таранов и неожиданно весело, перейдя на фамильярно-товарищеский тон, подмигнул: — Наше дело надстроечное — как пойдет экономика, так пойдем и мы.

— Культурное строительство тоже планируется, — возразил Огнев, плохо скрывая иронию.

Таранов чуть поморщился, зажигая погасшую сигарету, потом вздохнул и, как бы размышляя вслух, сказал с лёгкой досадой:

— Значит, не понимаем. Не доросли.

— Почему не доросли, Иван Емельянович? — кокетливо улыбнулась директору Глаша. — Объясните — поймём. Мы все нормальные.

Таранов устало усмехнулся.

— Пожалуйста, объясните, Иван Емельянович, — уставясь ему в лицо, с оттенком кротости попросил Джек. — Мышление, конечно, не масштабное, в особенности у меня. Объясните.

Светлые глаза директора, казалось, совсем побелели. Он заговорил официальным тоном:

— Есть много обстоятельств, с которыми сложно вас знакомить, и… Короче говоря: никто сейчас вашими вопросами заниматься не сможет — есть неизмеримо более важные дела. Подождем годик. Меня — я уже упоминал — радует ваш патриотический почин, но… Подождём, друзья. Вот так… — И он раскрыл папку с бумагами, показывая, что беседа окончена.

Обескураженные, высыпали в коридор.

— Ну и что теперь? — уныло начала Глаша.

— Дипломатический приём — «мордой об стол», — мрачно констатировал Женя.

— А с чего бы нам киснуть? — вдруг взорвался Огнев. Он повернулся к Глаше: — Айда в партком!

— А если от курса написать в министерство? — неожиданно предложил Женька.

— Стоп! — Березов поднял обе руки. — Стоп! Подождем Алексея Николаевича Рышкова, он-то нас поддержит!

— Ты прав, сумасшедший! — воскликнул Джек. — Имя Рышкова — это тебе не наши подписи!

Все воспрянули духом и выздоровления Рышкова ждали теперь с особенным нетерпением.

Идея «своего» театра все крепче входила в жизнь курса: спорили о репертуаре, расспрашивали Соколову, разрешит ли она самостоятельно, то есть с кем-нибудь из режиссёров с курса Линдена, приготовить сверх положенных по программе ещё один спектакль. Обсуждали, куда лучше всего было бы поехать. Огнев, конечно, расхваливал Красноярский край, а большинство привлекал Алтай. В газетах всё, что касалось целины, прочитывалось теперь с особым вниманием. Если кто-нибудь опаздывал на самостоятельные занятия или работал лениво, ему говорили угрожающе:

— Попробуешь так репетировать в своем театре! В два счета выкинем!

Придумывали и отвергали названия нового театра и в спорах доходили чуть ли не до рукопашной.

— ТАМПИС — Театр алтайский молодёжный передвижной имени Станиславского, — предложил Джек.

— ТАМПИС! — возмутился Женя.

— По-русски надо, — подхватил Олег. — По-моему, Передвижной театр алтайской молодёжи лучше!

— То есть ПЕРТАМ — совсем «по-русски», — захохотал Джек.

Однажды прибежала к ним Валя Красавина:

— Возьмёте? Литературно-репертуарной частью заведовать у вас?

Трое учеников Линдена с режиссёрского факультета тоже собирались ехать с ними. Без конца обсуждали творческое лицо будущего театра, название и репертуар. Педагоги отмечали, что первый курс стал дружнее, работает отлично.

Конец апреля неожиданно выдался по-летнему тёплый. Сразу почернела река, лед отступил от берегов, и пронёсся слух, что Рышков после майских праздников придёт в институт.

Перед самыми праздниками вдруг снова задул свирепый ветер, принес холод и снегопады.

— В такую погоду после болезни на улицу не выйдешь! — озабоченно глядя в окно, сказала Глаша.

И все поняли, что она думает о Рышкове.