Поезд набирал скорость, и встречный ветер трепал волосы, надувал кофточку, холодил мокрые щеки.
Кончились привокзальные постройки, переплетения путей с огнями стрелок, темные ряды составов, стало просторнее взгляду. В тумане долгих северных сумерек строем проплыли высокие заводские здания со множеством светящихся окон, и потянулись улочки, напоминающие Забельск.
Хождение по коридору кончилось — все водворились на свои места.
Отставали перелески, рощицы, чёрные контуры деревьев наплывали на небо и стекали. Убегала дорога, цепочки домов, мелькали столбы с белыми чашечками изоляторов. Мерно стучал и покачивался вагон. За окном темнело, звёзды на небе и огни на земле разгорались ярче. Ветер сильнее обливал холодом.
— Не замерзла, Алеха? — Олег возник за её плечом. — Принести тебе вязанку или мой пиджак? ещё простудишься.
— Принеси!
Простудиться Алёна не имела права — это значило бы подвести бригаду…
— Надень в рукава, будет теплее. — Олег подал Алёне кофточку и, обняв её, встал рядом у окна. — Сейчас говорили с ребятами: здорово, что Илья Сергеевич Корнев будет вместо Ладыниной. Теперь он поддаст всем жару. А то скукота завелась без Рышкова…
Ветер обрывал слова, стук поезда заглушал их.
«Люблю ездить, — белой ночью у входа в общежитие сказала Лика. — Катишь себе, и всё отстаёт, остаётся позади, а сама становишься вроде бы пустой и лёгкой. В дороге обо всем можно думать — и не больно».
Нет, Алёне было больно.
В те дни Алёна будто потеряла способность чувствовать. Она всё понимала, решала практические вопросы и заботливо делала всё, что было ещё нужно для Лили. Держалась спокойно, без усилий, ничего не преодолевая, просто не чувствуя ничего. Только есть почему-то не могла и всё мучилась от жажды.
Выбрав место для могилы у молодой осинки и покончив с делами в конторе, Алёна с Олегом пошли по кладбищенской дорожке туда, где могилы кончались и открывалась ровная поляна.
Они долго сидели среди поляны на куче камней, нагретых солнцем. Говорили мало: о прогнозе погоды на ближайшие дни, о могильщиках всех времен — от Шекспира до наших дней, об оставшемся последнем экзамене. А всё оказывалось о Лиле.
Солнце ушло, разлив по небу бледно-жёлтую зарю, предвестницу тихой погоды. Алёна почувствовала, что у неё под ложечкой щемит. Она поднялась.
— Какое страшное слово: никогда!.. Никогда… Никогда… Пошли!
Был уже вечер, светлый, как день, июньский северный вечер. Как всегда, во время сессии в институте допоздна сидели за книгами в читальне, в аудиториях и выходили поразмяться на лестницу, на улицу.
В общежитии, в комнате «колхоза», Алёна и Олег застали Анну Григорьевну и весь курс в сборе.
Алёне и Олегу, потеснившись, дали место. На столе перед Соколовой лежали пьесы и роли целинной бригады.
— …донести то, чего не успела донести Лиля — очевидно, продолжая разговор, сказала Анна Григорьевна и остановилась. Чуть вздрагивали её напряженно сдвинутые брови. — Сделать всё доброе, чего не успела Лиля… И чем глубже дружба, тем непреложнее долг…
Алёне показалось, что Соколова сейчас встанет и уйдет, что ей не справиться, не сдержаться. Но она несколько раз крепко погладила рукой раскрытую книгу и заговорила немного тише:
— Каждый из нас если не понимал, то чувствовал, какой богатый, сложный душевный мир у Лили. Мы беспокоились о ней, старались помочь не только потому, что так несчастливо сложилась её короткая жизнь… Много прекрасного несла она людям. Вы — её друзья. Донести всё, сколько хватит сил…
Алёна заметила, что хотя Маринка и грустна, а в глазах прячется нетерпеливое ожидание. И тут поняла: Марина надеется получить Лилины роли и ехать с мужем.
«Нет, Маринка не должна, не может заменить Лику, — с неожиданной неприязнью подумала Алёна. — Не может. Да и роль Гали вовсе не для неё. Ни за что нельзя отдать Лилину роль Маринке. Она чужая Лике, да и Галя получится опереточная… Нет, ей нельзя отдавать эту роль».
— Мы постараемся, Анна Григорьевна, — не вытирая бежавших по лицу слез, тихо сказала Глаша. — Мы, конечно, постараемся. Но нам очень трудно сейчас…
— Как ни трудно, — остановила её Соколова, — это долг. Обязанность. И я не обсуждаю, я просто напоминаю, что мы обязаны. Не имеем мы права не выполнить взятые обязательства. Свои и Лилины обязательства.
— Анна Григорьевна, играть Галю нужно мне. Я знаю роль и всю Лилину работу. А водевиль пусть играет Марина.
Все повернулись к Алёне, и опять ей было безразлично, что подумают, что скажут о ней: она знала, что поступает, как должна. На первом распределении целинной работы долго прикидывали, кому из них двоих — Алёне и Лиле — играть «В добрый час!», а кому — водевиль. Водевиль тогда достался Алёне.
Сейчас все поддержали Алёну, Соколова сказала:
— Я так и хотела вам предложить.
— Маринке я помогу, всё помогу, объясню… А Галю — я…
Говорили, что на похоронах Лили Илья Сергеевич сказал несколько слов, но очень душевно, искренне.