Вест-Индия

Тем временем корсары с «Ворона», сорившие дукатами и песо в кабаках, гадали, куда направится их новый капитан. Одни говорили, что в Мексику, другим была по нраву Куба или испанский Мэйн, а третьи шептались о Перу, о сказочной стране на тихоокеанском побережье, которую не грабили уже пятнадцать лет, со времен Гронье и Дэвида. Но Мортимер, слушая такие речи, хитро щурился и с загадочным видом намекал, что лишь ему известна цель грядущего похода. Прах и пепел! Как-никак Эндрю Серра его подельник и им останется, будь он хоть трижды капитаном! Еще Мортимер распускал слухи, что скоро станет боцманом, за что был не однажды крепко бит Хрипатым Бобом, претендовавшим на эту должность.

Серов чувствовал себя слишком слабым, чтобы ехать в Ла-Монтань на тряской повозке или, тем более, верхом на муле. Его перевезли морем, на люгере[101], арендованном Шейлой, затем подняли на носилках к дому и уложили в огромную кровать в спальне Джозефа Брукса. Кроме Шейлы, с ним отправились Страх Божий в чине капитанского денщика, братья Свенсоны — для охраны усадьбы, а еще ларец с различными снадобьями, приобретенными у старого Пьетро, в единственной на весь Бас-Тер аптеке. Возможно, эти настойки и впрямь оказались полезными, или воздух, фрукты и заботы Шейлы исцелили Серова, только через пару дней он поднялся и вышел в сад. Спустя недолгое время он смог прогуляться к роще земляничных деревьев, сначала с Шейлой, потом один и наконец добрался до хижины покойного Росано.

В ней ничего не изменилось — собственно, в скудной обстановке меняться было нечему. Стол, табуреты, спальные топчаны и сундук… Серов откинул крышку, разгреб пожитки лекаря, сдвинул в сторону ларец с хирургическими инструментами, пару штанов, чулки, истрепанный камзол, чернильницу и перья. На самом дне лежала книга, а рядом — листы грубой бумаги, заполненные его почерком. Он так и не закончил перевод… можно считать, только начал… А ведь для Росано это было важным! Росано был совсем иным, чем дельцы Бас-Тера или морские разбойники и все остальные, что окружали Серова в этой реальности; он вспоминал о Росано как о друге и размышлял о том, найдет ли, кроме Шейлы, кого-то столь же близкого. Человека, с которым можно потолковать об устройстве мира, о нынешних и минувших временах, о том, что ожидает людей, их страны и творения, в далеком будущем.

Он вытащил книгу, положил на стол, перелистал страницы, носившие следы огня. Росано хотелось, чтобы ее перевели на французский или английский, а лучше — на оба языка… Почему? Чтобы вдохнуть новую жизнь в старый фолиант, сделать текст доступным для других народов? Или, полагаясь на собственную память, он надеялся восстановить утраченное, то, что было на обугленных страницах?.. На этот счет хирург выражался очень смутно — говорил, что в книге есть благие вести и есть ужасные и что работа над ней — дело Божье, а для него, Росано, искупление греха. Какого? О том, наверно, уже не узнать…

Серов снова склонился над сундуком, достал чернильницу, перья и листы бумаги. Потом начал перечитывать написанное, вспоминая слова и целые фразы, перескакивая с абзаца на абзац.

Флоренция, двести лет назад… Мессир Леонардо, житель славного города, повстречался с нищим юношей, едва понимавшим по-итальянски… Этот парень, видимо способный и неглупый, жил у мессира и даже стал его помощником, но спустя какое-то время умер от одной из болезней, опустошавших средневековую Европу, — чума, холера, тиф или нечто в этом роде. Грустная история! Можно сказать, совсем трагическая, но книга не о том. Вот последняя запись, что предваряет дальнейшее содержание: мессир и его гость вели беседы об устройстве мира, об астрологии, алхимии, о человеческой природе, о будущем и прошлом — словом, о материях, которые и сам Серов желал бы обсудить с Росано.

Если бы хирург остался жив!..

В глубокой задумчивости он поглядел на книгу, коснулся ее страниц, исписанных четким угловатым почерком. Итальянский, а кое-где похоже на латынь… Этих языков Серов не знал. Конечно, есть слова понятные: terra — земля, aria — воздух, magia — волшебство, но даже общий смысл не уловишь…

Он вытащил хирургические инструменты из ларца, положил туда книгу, стопку бумаги, перья, чернильницу, взял ларец под мышку и покинул хижину. Даже этот груз оказался еще тяжеловат; под земляничными деревьями Серову пришлось передохнуть, и только через четверть часа он добрел до ворот усадьбы. Там сидели Страх Божий и Эрик Свенсон. Датчанин чистил пистолеты, а Страх дремал, подставив солнцу изуродованное лицо.

Серов опустился рядом и похлопал его по колену:

— Ты знаешь, где заведение двух пожилых итальянцев? Старика зовут Пьетро, а его жену — синьора Бланка. У них цирюльня и аптека, над дверью деревянные ножницы висят, в руку длиной… Знаешь, где это?

Страх Божий открыл глаза и хмыкнул:

— Как не знать, капитан! Старик еще винишком приторговывает. Хорошее, слышал, у него винцо, но дорогое, не для нашего брата, для благородных… Прям-таки мальвазия! Хочешь, чтоб я за бутылкой сбегал? Это мы завсегда готовы, со всем нашим удовольствием!