Вест-Индия

Самым же главным событием минувших дней стала ревизия, произведенная Стуром, распоряжавшимся на корабле, и представителями команды, Куком и Хрипатым Бобом. Обследовав трюм, они убедились, что серебра там много меньше, чем погрузили в Пуэнте-дель-Оро, что половина добычи испарилась, а куда и как, про то ни один человек в экипаже, включая ван Мандера, не ведает, не знает. Помнилось, однако, что ночные вахты стояли парни Дойча, изгнанные с корабля, и что Том Садлер, казначей, хотел сказать о чем-то важном. Тегг и Стур, посовещавшись, решили его отыскать, но старый разбойник исчез, как растворился в воздухе. На берегу говорили, что он не задержался на Тортуге — то ли переплыл пролив и сгинул в дебрях Эспаньолы, то ли отправился в Кингстон, к давним своим приятелям.

Но Садлер ушел на баркасе и, значит, при всем желании не мог прихватить несколько тонн серебра. Оно осталось где-то в городе или в окрестностях, на берегу; похоже, его переправляли Дойч и преданные Пилу люди, и занимались этим несколько ночей, чтобы управиться с тяжелым грузом. Какому скупщику предназначалось серебро? Возможно, губернатору или любому негоцианту Бас-Тера, который, с выгодой для себя, сумел бы обменять металл на звонкую монету. Роль Садлера в этой операции была неясной; он мог пронюхать о чем-то случайно, но, вероятней, являлся посредником и получал процент от сделки.

Поиски Садлера не увенчались успехом, зато семерых ренегатов из ватаги Дойча отыскали и, повязав, доставили на «Ворон». Нашел их проныра Мортимер, обшаривший все кабаки и притоны от протестантской часовни до заведения папаши Пью. Остальное было делом техники: одних протащили под килем, других подвесили сушиться на якорной цепи, и не прошло и трех часов, как Стур добился полного признания. Имя скупщика сообщили Теггу, и тот вступил в переговоры, не покидая территории форта: грохнула пушка, и особняк кавалера Сент-Онжа лишился каминной трубы. Перед таким намеком Сент-Онж не устоял и тут же явился в гавань в сопровождении повозок и тяжелых сундуков.

Все это Серов пропустил, плавая в море бредовых снов, не чувствуя прикосновений Шейлы, не слыша ее голоса. Но утром пятого дня он очнулся, нашел ее руку и попросил воды. Его напоили и накормили, перевязали раны, а после он снова уснул, но кошмарные видения больше его не терзали. Снились ему полные ветра паруса, сизые волны Балтики и широкая Нева, что разделялась островом на два потока; на правом берегу стояла крепость, на левом — царский дворец, а на острове — две колонны с божествами вод и носовыми украшениями побежденных кораблей. Даже во сне он помнил, что ничего такого еще нет, но твердо знал, что все это будет — и крепость, и колонны, и дворец.

Когда он снова очнулся и с аппетитом поел, Шейла сказала, что хочет перевезти его на берег, в свою усадьбу в Ла-Монтаньи. Серов не возражал; с ЛаМонтанью, с домиком лекаря и рощей земляничных деревьев, у него были связаны только приятные воспоминания. Но перед тем, как отправиться в путь, он вызвал к себе ван Мандера и долго шептался с ним при закрытых дверях. На штурмана косились; хоть тот почти не участвовал в распре и никого не убил, но все же оказался с Пилом и Садлером, на стороне проигравших и, значит, виноватых. Теперь ван Мандер узнал о планах Серова, о том, что он оставит Вест-Индию и пиратский промысел и поплывет к берегам Старого Света, чтобы служить государю одной из самых отдаленных стран. Дорога туда тяжела и опасна, путь ведет через Атлантику и северные моря, и, чтобы пройти его, нужен боевой корабль, надежный экипаж и опытный штурман. Ван Мандер был штурманом от Бога, а кроме того, неглупым человеком; он понял, что такова цена прощения.

Они ударили по рукам, и Серов уехал в Ла-Монтань со спокойным сердцем, оставив корабль на Уота Стура и ван Мандера. Им полагалось подготовить судно к плаванию, возместить потери в экипаже и взять на борт ром, провиант и порох — все это, в знак примирения, поставляли губернатор де Кюсси и кавалер Сент-Онж. Восстановленный мир был крепким, ибо Сэмсон Тегг сидел на вершине утеса, и ровно в полдень и в шесть пополудни его канониры стреляли из пушки. Выстрелы были холостыми, отмерявшими время, но заодно напоминали, кто нынче хозяин в Бас-Тере. Де Кюсси, заслышав этот грохот, страдальчески морщился и удалялся выпить чаю в покои мадам Жаклин, где морщился опять — сервировка стола тоже напоминала о самозваном маркизе. Но тут губернатор был бессилен — его супруга обожала французский фарфор.