Ее должно быть порой угнетало его напускное безразличие, а ему казалось, что так будет правильнее. Что так она быстрее станет той, кем должна: более подходящей и удобной для него – Лианной Старк. Но она не собиралась починяться его воле, тешить его самолюбие, и казалось ей абсолютно все равно король он или кузнец. Да и ему порой было все равно, в такие минуты он испытывал чувство умиления и восторга, замечая, что она счастлива, в такие моменты его сердце замирало в груди.
Но любил то он ее такой, какой она была. Ему просто нужно было ценить ее, принять такой, какая она есть. Как он корил себя, что указывал ей на недостатки, анализировал ее, говорил, что знает какая она и что ей нужно, давил и подавлял, требовал и добивался, и в итоге убил ее.
Может быть, чувствуя свою судьбу она и отдала предпочтение дорнийцу. Может быть его растленный вседозволенностью разум принимал ее и не стремился ее изменить, но король таким не был, но ведь мог … он понял это, когда она была еще рядом … но так и не смог изменить себя …
Он помнил, как она изводила, третировала и испытывала его, заставляла душу метаться как зверя в клетке, обрекая мужчину на отчаяние и безумие. Он помнил, как из-за не он чувствовал себя на грани между печалью и радостью, нервный, хладнокровный, яростный, верный, покорный и деспотичный, влюбленный. Это длилось постоянно, длилось, приобретая очертания постоянства, но внезапно исчезло, с ее смертью. А потом словно громсреди ясного неба – ее смерть.
Как он жалел сейчас, что не умеет рисовать, хотя бы в половину так же хорошо как его сын. Он бы хотел нарисовать ее, то что помнил о ней, такой какой она была, до того как ускользнула из этого мира навсегда.
А сейчас он может только смотреть в глаза их сыну, ища ее где-то в глубине его не детского взгляда. В глаза сына, который так дорого обошелся ему.
А еще он помнил, как впервые поцеловал ее во влажные такие детские губы, …какими странными и отчужденными были тогда ее глаза … в них не было тогда никакой любви и он был готов рассыпаться в прах.
Эти воспоминания разом распахнули его чувства, и до его сознания из недр разума вновь долетели ее последние слова: -… будь сильным… я люблю тебя … люблю … – слова звучали на грани небытия, возродившиеся из мрака ощущений забытых за столько лет, и казалось, будто она неудержимая и невесомая все еще здесь,…но она ускользала и он не мог сжать ее в объятьях,… а ему всего лишь хотелось поцеловать ее еще раз,…но он вновь вернулся в удушающие объятия жизни, в которой он будет продолжать жить и быть сильным, … но уже без нее, навсегда.
- Отец … Отец … очнись!
- Что? – Он посмотрел по сторонам, Джон стоял рядом с ним и тряс его за плече.
- Ты сидел с таким стеклянным взглядом, словно был не здесь, я испугался! – Проговорил мальчик.
- Все в порядке, не переживай. Ты дорисовал карту?
- Да, но получилось не очень! – засмущался Джон.
- Неси сюда, я посмотрю!
====== Часть 2. Элия ======
Я проснулась среди ночи, было невыносимо жарко и душно, практически нечем дышать. Я вспомнила, как в прошлый свой визит в дорн мечтала о кондиционере. И сейчас бы этот аппарат не повредил бы. Я оглядела спальню, Оберина рядом не было, видимо тоже не выдержал духоты и отправился к фонтану во внутреннем дворе покоев Дорана. А может быть он у Элларии? Эта мысль кольнула меня в самое сердце. Мне захотелось ворваться в ее спальню, и устроить им сцену ревности, так как духота сводила меня с ума.
Я встала с постели, и натянула на обнаженное тело ночную рубашку, затем нашарила на полу свои сандалии и одела их не завязывая шнурков. Разгоряченный разум рисовал фривольные сцены с участием Сэнд, Мартелла и еще каких-то куртизанок.
Я вышла в коридор, спустилась по лестнице, прошла несколько дверей, чтобы попасть к комнате Элларии нужно было пройти через внутренний двор. Я слышала тихий шепот фонтана, а потом различила чей-то разговор. «Это Оберин» поняла я – «Вот ведь засранец! Он явно с Элларией!» подумала я, когда кралась к проему стрельчатой арки, чтобы рассмотреть разговаривающих.
- Милый мой, как я счастлива, я так боялась, что больше не увижу тебя! – Элия крепко прижималась к его плечу. Ночь была лунной, и я хорошо видела их обоих, да и находилась к ним опасно близко, я сделала шаг назад, чтобы скрыться в ночной тени.
- Я тоже очень скучал, я бы вернулся в Вестерос, рано или поздно, потому что тосковал не столько по Дорну, сколько по тебе. – Оберин погладил волосы сестры, и нежно поцеловал ее в лоб.
«Вот ведь гад! Я-то наивно полагала, что он вернулся сюда, потому что я попросила!» пронеслось у меня в голове.
- Я все эти годы так корила себя, так терзалась, … прости, прости меня Оберин! Милый! – Элия взяла его искалеченную руку и на глаза ее навернулись слезы: – Он не должен был, он не имел права так с тобой поступать, о семеро, как мне все исправить?
- Что было, то было, сестренка. – Оберин погладил ее по щеке утешая: – Я не возьму в толк, за что ты терзала себя и почему ты просишь у меня прощения сейчас. Ведь в этом нет твоей вины!