Вестероские приключения (СИ)

Да и нужно ли это нам обоим, стараться войти в ту же реку второй раз? Он стал тем, кем должен был стать – Истинным Красным Змеем, не созданным для одной только женщины. Да и я, как мне кажется, лишилась прежней наивности и восторженного взгляда на мир.

Оберин любовник – это ясная для меня картина, а Оберин супруг – это нечто не известное, и ни в каких литературных источниках не описанное.

К тому же, я, так или иначе, должна попасть в Вестеросс, хотя бы на некоторое время, и не только, чтобы увидеть своего ребенка, и возможно его отца, но и чтоб найти ответы на важные для меня вопросы.

Те, что не давали мне покоя, всю мою жизнь, и внезапно стали приоткрываться мне, когда я лежала на больничной койке и потом, после разговоров с Мартином.

И Оберин единственный мог помочь мне оказаться там, но как убедить его?

Наверное, мне нужно рассказать ему все что я знаю, выдумывать бесполезно.

А так же, осознать, что у меня есть еще одна причина, по которой я сюда вернулась.

====== Часть 2. Потаеные уголки души ======

Оберин Мартелл, так неожиданно выставленный за дверь, весь день не находил себе места.

Ему теперь казалось, что он живет во сне. И этот сон, то был самым желанным сном на земле, то превращался в ночной кошмар.

С того дня, когда он впервые услышал знакомые слова и ее интонацию, то решил, что сходит с ума. Когда он увидел выражение ее лица, взгляд и жесты, сомнений не осталось. Это была она – его любовь и боль, странным образом возродившаяся под горячим солнцем Миерина.

И первым желанием было прижать ее к себе, и больше никуда не отпускать. Ни на миг, ни на час, никогда не расставаться с ней. Но она была слишком напугана, и, похоже, даже не хотела видеть его, и он решил не спешить, решил дать ей время. Позволить смириться с тем, что с ней произошло.

Но каждую ночь, засыпая с ней под одной крышей, он не мог сомкнуть глаз. Ему хотелось спуститься вниз, туда, глубоко во чрево пирамиды и сказать, что он знает, и что защитит ее от всего мира.

Он сдерживал себя, день за днем, ожидая, что вот сегодня, она окликнет его, и все встанет на свои места. Но время все шло, а она с завидным упорством продолжала играть свою нелепую роль. И он злился. И придумывал все новые и новые причины этому. И злился еще сильнее.

И он не выдержал. А потом она плакала. И он утешал ее. И сердце его разрывалось в груди, но когда доходило до слов, он говорил совсем не то и не так. Потому, что эмоции были слишком сильны, а годы другой жизни, без нее, перевернули его мир, и приучили его думать цинично, а говорить надменно.

Он хотел объяснить ей, что чувствует, но слова превращались в раны. Хотел поведать ей о своих планах, в которых черпал силы, но это пугало ее. Тогда он переставал говорить, и делал то, в чем не сомневался. Превращая эмоции в прикосновения, а слова в поцелуи. И он чувствовал, как в такие минуты, непонимание и обиды, таят между ними, словно возвращая в далекие дни, под солнечным небом Дорна и Эсоса, к луной ночи в Королевской Гавани.

Он знал, что зачерствел и постарел. И знал, что время изменило ее. Но не хотел знать, что происходило с ней, до того как она умерла, и до того, как она возродилась. Он гасил в себе вопросы и сомнения, стараясь, наконец, жить настоящим, стараясь удержать себя от падения в бездну, из которой когда-то помогла выкарабкаться другая.

Он хотел вновь собрать их рухнувший мир, возродить его по крупицам, но жизнь, которую он создал, врывалась в его сознание, бросая, словно доказательства его вины, огрубевшие мысли и развратные привычки.

«Ведь я нравлюсь тебе, ты такой хотел меня видеть!» – смеялась его одинокая душа, опоенная чувством свободы и вседозволенности как дорогим вином, обласканная сотней рук, и напитанная потом бесконечных бессонных ночей, и он вновь шел у нее на поводу, выбирая покой знакомого забытья, и причиняя боль той, кем дорожит больше всего, вынуждая принимать его правила игры. А она не отталкивала его, не ревновала, но и не пускала обратно в свое сердце.

Он был уверен, что со временем сможет вновь вернуть ее, воссоздать все то, что между ними было. И близость к ней, была как раз тем, в чем он отчаянно нуждался все эти годы. Он решил вновь предложить ей, то на что с трудом решился и тогда. Ведь новое тело давало ей свободу, разрывая брачные узы с Королем, да и ему было плевать на человеческие законы и мораль.

И стоило только взглянуть на нее, такую нелепую и беззащитную, хрупкую и неуверенную, пытающуюся быть независимой и твердой, и всегда такую настоящую, как былая нежность мощной лавиной, вновь сбивала его с ног, и, делала его мягкосердечным. Но он сопротивлялся, как мог, скрывая чувства за маской сарказма и равнодушия, и в итоге вновь делал все не так.

День клонился к ночи, когда она сама спустилась к нему: – Можем поговорить сейчас, если хочешь! – тихо предложила она.

- Это не обязательно – Ответил он, взяв ее за руку и увлекая за собой на узкий балкон своих покоев: – Может, просто посидим, и посмотрим на закат?

- Давай.