Вести с полей

– Давай просто поговорим.– Малович откусил от колотого куска сахара и запил крепким чаем «три слона» – Точнее, ты нам  рассказывай всё. Мы следствие закончили вообще – то. Знаешь как может картинка выглядеть на суде? Твоя жена была любовницей Стаценко. Свидетельских показаний соберём сколько нам надо. Веришь?

Костомаров поперхнулся чаем и глупо смотрел то на Маловича, то на Тихонова.

– Вот.– Тихонов тоже откусил сахар и глотнул вкусного чая. – И ты сперва прикончил Петра, чтобы баба твоя узнала и испугалась. А она не испугалась и пообещала тебе, что при случае напишет на тебя нам заяву. Ты её стал бояться. И однажды от большого испуга и её кончил.

– Как тебе версия? – серьёзно спросил Малович.– Это стопроцентный «вышак» Два преднамеренных, спланированных убийства с холодным расчетом. Без состояния аффекта и прочих смягчающих.

– Не нравится версия.– Угрюмо отозвался счетовод. – Да и не так всё было-то.

– А как? – Малович достал чистый лист и подвинул его к Тихонову.

– Вы же без протокола обещали. Просто поговорить. – Встрепенулся Костомаров.

– Без протокола мы уже и поговорили про нашу версию плюс показания свидетелей. Но было – то иначе, да? – Смотрел на него в упор Малович.

– Ну. Не так. – Счетовод тоже глядел в глаза Маловичу. – Я расскажу – как. Если пообещаете, что расстрельную не напишете.

– Обещают шалавы, что дадут, если попросишь правильно.– Хмыкнул Тихонов.– А ты нам просто расскажи верно, без вольного сочинения. Мы ничего обещать не будем. Но вышку ты не получишь. Если опять не начнёшь тут клоунаду крутить. Рассказывай. Я буду заносить в протокол только то, что надо, чтобы ты обошелся зоной. Лет пятнадцать дадут. Десять отсидишь. Откинешься ещё при силах и возможностях. Начнешь жить спокойно. Что я сейчас напишу, ты прочтешь потом. Напишешь, что с твоих слов записано верно.

– Давай, начинай.– Малович налил всем ещё горяченького чая.– Иногда будем перебивать. Если что уточнить надо или не поймём чего сразу. А так – полная свобода исповедания тебе. Погнали.

***

-Мы с Нинкой, царствие ей небесное, десять лет назад на эти места сели.– Костомаров откашлялся. Речь длинная предстояла.– Вот. Хорошие места. На них можно было и бюджеты совхозу выбить посолиднее, ввести его в число уважаемых и передовых. Способ простейший до безобразия. Сдают нам сводку с третьей бригады, к примеру, что хлеба они скосили, подобрали и на склад сдали по восемь центнеров с гектара. Переводим это в пуды и тонны. Нинка пишет черновую справку, а я начисто переписываю. Ну, корректирую по мере надобности. В итоге на стол директору ложится документ в котором написано, что третья бригада сдала на приём по восемнадцать центнеров с гектара. Приёмщики, комбайнеры и прочий народ справок этих не видел. Один Данилкин. А он полный дурень в сельхозпроизводстве. Грубо говоря – болван полный. Он бумажку подмахивает и нам возвращает. Мы её подшиваем. Со всеми бригадами делаем одну и ту же процедуру. Увеличиваем сдачу вдвое, а то и втрое. На бумажках, ясное дело. Директор к концу уборки уже и не помнит сколько и чего подписывал. А цифры не помнит тем более. Ну, а потом хлеб отвозят на элеватор в город и каждому водиле на весовой  дают бумажку . Ну, там- нетто, брутто. Там цифирь натуральная. Сколько привезли, столько в бумажке и писали. Маленькая цифирь, короче. Шофера нам копии привозили, а мы их выносили за село и сжигали пачками. Да у нас бы их никто и не проверял. Потому, что им проще было посмотреть их на элеваторе. И по степям не мотаться. Но элеватор тоже  оригиналы этих бумажки по стенам не расклеивает, а складывает, подшивает и кидает в архив. Никуда данные не отправляет. Ни в Управление наше, ни в обком. Им это на хрен не нужно. Документация есть. Подшили. Спрятали в архив. А перед Управлением и обкомом отчитываемся мы, производители. Причем по нашим цифрам. Зерно потом никакой дурак не перевешивает ни на элеваторе, нигде. Когда продают с элеватора – взвешивают, конечно, сколько продали.

  А в конце- бац! Недостача на элеваторе. Но искать неправильные документы никому не выгодно. Спросят:– А как же вы принимали зерно? На глаз тонны определяли?  То есть – начальники элеваторские могли за решетку влететь как мяч в ворота футбольные. Вот этим мы и пользовались. Много лет. Совхоз передовиком стал. Все в медалях и орденах. Щит на трассе перед поворотом нам поставили. «Предприятие – ударник коммунистического труда.» На доске почёта перед обкомом про нас целый стенд с фотографиями и красивыми словами. Зарплаты получали все огромные. И мы с Нинкой. И Данилкин. Комбайнеры, трактористы, шофёры…Да все. Даже учителя в школе побольше имели, чем их коллеги городские. Ну, вот.