Вести с полей

А тут Петька Стаценко звереть стал. Он и в первые годы лез в наши дела. Я, говорил, агроном. Я бьюсь за то, чтобы нам дали современную технику. Технологии вспашки и посева чтобы позволили обновить. Мы, говорил, работаем как в тридцатые годы. На одном энтузиазме. Но землю отвальной пашней в гроб загоняем. Да и сеять, говорил, по солонцам надо другие семена и по другому удобрять. Через двадцать лет такого издевательства земля вообще рожать не будет, говорил Петька. Данилкину. Нам говорил.

– Вы чего творите!?– говорил.– Кто ж нам даст технику новую, технологии даст новые применять, удобрения современные в бюджет заложит? У нас ведь и так всё лучше всех! Получается на всём старом и старинными методами – флаг вам в руки! Прославляйте  Родину дальше в том же духе!

Я, кричал, до Москвы дойду. Пусть вас пересажают всех за вредительство.

Мы даже дрались с ним. Он не подписывал наших бумаг. Хотя должен был. Мы Данилкину сводный отчет отдавали и он как дитя малое радовался. Подписывал один. И отсылал куда положено. И всё проскакивало на «ура»!

А Петька запил. Не выдержали нервы. Куда ни напишет – тишина. Всем всё по фигу. «Ура»! и замечательно.

– То есть Данилкин не понимал, что вы приписки делаете огромные?– Спросил Малович.

– Да в том и дело! Болван полный. Радовался. Ордена получал. Ждал когда в обком заберут. А мне жена сказала однажды, что я дурак беззаботный. Что Петька всё равно протрезвеет когда- то и попадет в ЦК КПСС. Лично. На приём запишется. И примут его. И размотают наш клубок. А это уже точно- расстрел.

– Посчитай, Нинка говорила, сколько мы государству урона нанесли. На десятки миллионов рублей. Петьку, говорила, убирать надо. Физически. Иначе хана нам. Данилкин выкрутится. Дурачком прикинется. Он же учитель географии по образованию. Обком сам его сюда вытащил на руководство сельским хозяйством. Он по идиотизму – то всё, конечно, подписывал. Петька – никогда. Ни разу! Значит кто остаётся главными злодеями? Мы, говорила, Нинка, пусть земля ей пухом будет. Жди, говорила, момента, и Петьку завали. Иначе нам с тобой однозначно кранты. Чую, говорила она, что собирается он в Москву. И заявления уже все настрочил на нас. Кончать его надо, говорила Нинка. Как на духу докладываю вам, светлая ей память, покойнице.

  Я сопротивлялся первое время. С год примерно. И стали мы жить как кошка с собакой. Да ещё и в страхе постоянном. Я её боялся. Не могу сказать – почему. И сейчас не понял. А Нинка – меня. Тоже вроде без особого основания. И оба боялись Петьку. Аж до боли головной. А тут она поздно ночью зимой от подружки пришла и говорит.

– Чалый,– сказала – только что затащил пьяного Стаценко в дом. Тот – вообще, говорила, не мычит даже. В дымину пьяный. Сейчас Чалый уйдет, а Петька уснёт крепко. Пойдем вместе. Я посторожу. А ты вот этот нож воткнешь ему в горло.  Перчатки нацепишь и заходи к нему спокойно. Он и не дёрнется. Нож в горло и спокойно выходи. Обойдем посёлок вокруг в темноте. И зайдём с другой стороны. Так что – если, мол, увидит кто, то не допрёт. Из гостей идём вроде. Так и сделали. Воткнул я ему нож в горло просто с радостью. Сам от себя не ожидал такого зверства. Убиваю, а на душе поёт всё. Теперь, конечно, нас никто уже не продаст и не тронет. Некому больше. Обошли мы посёлок и спать долго не ложились. Свет у нас горел специально. Чтобы кто увидит, то запомнит, что мы в тот вечер не прятались. А, наоборот, на виду были. Песни пели до часу ночи.

– Что, на самом деле песни горланили?– Малович взялся ладонью за лоб. Чего- чего, а именно такого даже он не встречал в практике.

-Рассказывать дальше? – спросил Костомаров.

– Перерыв пять минут.– Малович потянулся. – Пошли, Вова, подышим на крыльце. И они вышли. Причем Малович шел к двери и повторял тихо- тихо:

– Ну, звери. Вот же звери. Надо же…

Хотя, если честно, людей- зверей он видел и похлеще. Но слова эти шептал всегда. Со злостью искренней. Как проклятие на этих зверей накладывал.

***

Вроде бы и недолго говорили, а уж и к вечеру пошло дело. Надо было заканчивать, да увозить Костомарова в следственный изолятор.

-Выспаться хочется нормально.– Тихонов закрыл глаза и поднял лицо к небу. Вдохнул мягкий и тёплый воздух вечернего марта. – Я у Данилкиных половину ночи не сплю, хоть и не засиживаемся. Не переедаем вроде. Не пойму.

– Запахи.– Малович зевнул. Наверное тоже вспомнил, что отоспаться надо. – Софья палит свечки какие – то ароматизированные. Когда сидишь – они покой дают и расслабление. А ляжешь спать – запахи вроде резче становятся. Не дают мозгу отключиться. Да ладно. Сегодня выспимся. С Костомаровым на час работы всего. Максимум.

– Ну, Данилкина он женой убиенной ловко заменил. Всё теперь на неё вешает.