Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях

Цикл "Миры просветления" он перестроил, выделил из него главу "Святорусские боги", написал два новых стихотворения — "Затомисы" и "Уснорм". Завершение ансамбля требовало описания светлых миров, но изобразить их без поэтических условностей и умозрительности не удалось. Свет слепит, лишь тьма живописна. Посылая цикл Шульгину, он заметил: "Пока перепечатывал, постепенно разочаровывался в написанном и под конец пожалел, что обрушил на Вас этот каскад. Я совершенно лишен возможности судить, как воспринимаются со стороны эти странные опусы. Конечно, для подавляющего большинства это — бред, но, мне кажется, отдельным единицам сквозь этот необычный подбор слов брезжит нечто подлинное. Так ли это?" [656]Шульгин в это время жил во Владимирском доме инвалидов и писал книгу "Опыт Ленина". Писал тайком, даже жена знала лишь заглавие. Миры Андреева были от него так далеки, что о цикле Шульгин мог сказать только то, что "их понимать весьма трудно".

Вновь взявшись за главу "Предварения", переданную Чукову, он написал ему: "Если вы еще не начали фотографирования, о котором говорили, — повремените. Дело в том, что необходимы некоторые добавления (они уже сделаны)" [657].

Но главное — "Роза Мира". Он спешил писать, когда становилось лучше, не теряя ни минуты. Жалея времени, почти не читал. Правда, по ночам, во время бессонницы, когда не помогало снотворное, открывал "Махабхарату". Писал он сразу на машинке, полулежа или сидя на кровати. Иногда выбирался в сад, устраиваясь на топчане под яблоней. Бблыиую часть октября погода стояла прекрасная — сияло солнце, лесистые отроги быстро становились золотыми, бронзовыми и рдяными, оттеняя дымчатую синеву кавказских вершин.

Дом в Горячем Ключе, где Д. Л. Андреев и А. А. Андреева жили в сентябре — октябре 1958 г. Фотография А. А. Андреевой

Он завершал "Розу Мира", и начало, написанное заново, звучало, как завещание: "Я заканчиваю рукопись "Розы Мира" на свободе, в золотом осеннем саду. Тот, под чьим игом изнемогала страна, давно уже пожинает в иных мирах плоды того, что посеял в этом. И все — таки последние страницы рукописи я прячу так же, как прятал первые, и не смею посвятить в ее содержание ни единую живую душу, и по-прежнему нет у меня уверенности, что книга не будет уничтожена, что духовный опыт, которым она насыщена, окажется переданным хоть кому-нибудь…

Я тяжело болен, годы жизни моей сочтены. Если рукопись будет уничтожена или утрачена, я восстановить ее не успею. Но если она дойдет когда-нибудь хотя бы до нескольких человек, чья духовная жажда заставит их прочитать ее до конца, преодолевая все ее трудности, — идеи, заложенные в ней, не смогут не стать семенами, рождающими ростки в чужих сердцах".

Он переработал и дописал первую книгу трактата — "Роза Мира и ее место в истории". Две начальные главы "Преобразование сущности государства" и "Роза Мира" заменил одной — "Роза Мира и ее ближайшие задачи". Закончил последнюю книгу, большей частью написанную в Виськове. В ней первоначально было шесть глав, стало пять. Составил краткий словарь имен, терминов и названий.

Д. Л. Андреев. Горячий Ключ. 31 октября 1958. Фотография А. А. Андреевой

"Как-то я пришла с этюдов, — вспоминала эти золотистые октябрьские дни жена поэта, — прибежала в сад, где Даниил работал. Он был там удобно устроен. Перед ним стояла машинка, лежали тюремные черновики "Розы Мира", рядом всегда стояли фрукты. Я подошла. Даниил сидел со странным выражением лица. Я очень испугалась, спросила:

— Что? Что с тобой? Он ответил:

— Я закончил "Розу Мира". Помнишь, у Пушкина:

Миг вожделенный настал:
Окончен мой труд многолетний,
Что ж непонятная грусть
Тайно тревожит меня?

Вот и я сейчас это чувствую: окончил работу и как-то опустошен. И не рад.

Я стала утешать его:

— Ну, я понимаю: ты кончил "Розу", но еще столько работы!

И вроде бы все еще оставалось по — прежнему: были лекарства, уколы, врач приходил, кругом стояла все та же золотая осень. А болезнь

Даниила с той минуты начала развиваться стремительно. Мне потом врачи говорили, что это я держала Даниила на этом свете. Может, и так… Только не я, Ангел его держал на земле до тех пор, пока он не завершил то, что должен был сделать" [658].

Несмотря на усиливавшуюся болезнь, на ясное понимание, что жить остается недолго, в уныние он не впадал, не терял некоторых надежд. Труд не закончен, чтобы закончить, нужно еще два года. Он должен дописать три главы "Русских богов". Друзей просил подыскать комнату, которую они могли бы снять, вернувшись. Писал Родиону Гудзенко в лагерь: "Не хочу распроститься с надеждой дожить до личных встреч с Вами. Ведь мы только начали сближаться и чувствовать друг друга. Впереди еще столько нерассказанного друг другу, столько такого, чем абсолютно необходимо поделиться" [659].