Вестник (СИ)

Конвейерные ряды полны заготовок для ботинок, фляжек, любой полезной ручной клади. Они все проходят через истёртые мозолями руки. У пленников один выбор: исполнять указанное. Отказ — это смерть. Полон ли сил, если это так можно назвать, или изнеможён — заключённый умрёт от рук смотрителей или сам. А дальше, как на кухне. Нужное уйдёт по рукам, а бесценок по цинизму, будь то требуха от фазана или труп, пойдут в топку. Многие здесь признают это балансом.

Стефан курил. Пальцы хотят раздробить трубку. Мнение — бред, но с ним надо считаться. Приходится. За столь долгое время, оберста посетила тошнота от табака. И всякий раз, когда она возникала, весь гнев уйдет в слюну, а Осбер просто сплюнет отторженную желчь.

— Терпение — слабость. Но, чтобы выстоять перед силой, придётся быть слабаком. Парадокс.

Колокол пресёк размышления немца. Поздний завтрак скоро будет готов.

Длинный стол, практически шедевр искусства за столь изысканную выточку дерева, практически используется по назначению. Мебель была рассчитана на восемь персон, хотя делили её только Ворштхер и Стефан, сидящие по краям.

Прислуга на подносах вынесла шелковые платки и положила возле проголодавшихся. Ясный безоблачный день скрывался за толстыми шторами. Серебряная посуда отбрасывала остатки пролетающего света. Оберст вращал между пальцев нож, пуская солнечного зайчика на потолок. Побелка в полумраке цвела аквамарином и внушала этим глубину всего помещения. Желтый кружок сполз по стене, внезапно попав на сощурившееся лицо.

— Ой, Герр. Запамятовал, что вы здесь.

— Про субординацию в последнее время вы тоже запамятовали.

— Не сгущайте так краски. Давайте лучше поговорим о другом. Раз вы откликнулись, наверное, сами испытываете желание к разговору.

— Абсолютно не испы…

— Как здесь оказалась та капо?

— О ком это вы?

— Уборщица, что у вас прибирается.

— Ах вы о ней. Как и все гражданские, она прошла через стандартную форму перевозки на наших машинах сюда.

— Откуда?

— Около сотни километров отсюда был маленький город. Даже название не вспомню, его выкорчевали с корнем. Там было много таких, как она.

— Как-то скудно для поста капозетполицея. Да и возраст не подходит ни для политического заключённого, ни для какого-нибудь Свидетеля Иеговы. Может, родители?

Ворштхер убрал руки под стол. Никто не хочет, чтобы другие видели, как они дрожат.

— Герр, кто её родители?

— При всём уважении, Теуфел, я не могу разглашать столь секретные данны…

Стефан встал, откинув стул.

— Ради простой еврейки вы будете скрывать информацию?! Уж за допуск не сомневайтесь, по нужде Фюрер вам лично подтвердит.

Вернув мебель на место, немец направился ближе к собеседнику. Щеки Ворштхера немного поскакивали от стукающей челюсти. От неудобства, левая кисть старательно поправляла правый рукав.

— Предательство только в удобном кресле кажется безболезненным, — Осбер подошел вплотную к Герру и нагнулся:

— А вот на холодном бетоне или в окровавленном снегу ответственность как наковальня бьёт по мозгам.

— Ладно-ладно, оберст! Я расскажу, только прошу, сядьте на место!

— Вот так бы сразу, — немец мигом уселся обратно.

— Йёнде Гефеш — дочь Иммануила и Магдалины Гефеш, рождена отцом и матерью местного бойкого и, scheisse, кусачего сопротивления. Не сказать лучше, заноза вarsch. С ней мы уже давно покончили.

— Украв Йёнде?

— Нет. Хотели, но не могли. Они опережали нас, перехватывали донесения и просто исчезали.

— Охотно верю, и что же вам помогло?

— Не что, Теуфел. К нам конспиративной весточкой на связь вышел сам Иммануил. Решил сдать себя с потрохами.

— С какой стати?

— Магдалина была убита за месяц до этого. Старик раскис. Знал, что увезти его любимое сокровище не получится. Любая машина, которую мы заметили бы, проходила осмотр. Поэтому, он попробовал схитрить.

— Отдал себя в обмен на Йёнде.

— Её Иммануил оценил гораздо дороже. Вместе с собой он сдал большую часть своих подельников и потребовал должности капо для неё.

— Вы и сдержали слово? Захотелось поиграть в добряка тогда?

— Плохо вы меня знаете, оберст. Я умею сдержать слово. Однако, маленькую оплату взамен я всё же взял, — Ворштхер не сдержал усмешку настолько, что на слух этот звук походил на поросячий хрюк.

— Всё бы отдал, лишь бы быть таким же тупоголовым, как вы, Герр. Интуиция не работала хоть бы.

— Ну, позвольте, все же мы люди, по крайней мере снаружи. Все мы испытываем голод. Кстати говоря о голоде…

В столовую вместе с поддёргивающим нюх запахом внесли огромное блюдо, набитое запечёнными птицами. Подойдя ближе, несущий вдруг замер. С шелестом, всколыхнув скатерть, щупальца молниеносно обвила мясную груду. За пару секунд черная полоса вернулась к хозяину заметно толще. Прислуга в шоке посмотрел на посуду. Только капли жира украшали дно блюда. На свинский ответ, Стефан впервые за столько лет не сдержался и рыгнул. Платком он протёр свои губы.

— Гороховый суп и тушенку господину Ворштхеру. Он сегодня дико проголодался, — приказал Осбер испугавшемуся и удалился к себе.