Вестник (СИ)

Шлем рядового болтался с головой от рутины. Пожелтевшие от уплотнившейся кожи пальцы, привыкшие нажимать только на курок, пролистывали литературную единицу скудной библиотеки. Оберст пробрался вплотную, но солдат и глазом не моргнул.

Пустая трубка в кисти немца давно не была использована по назначению, поэтому Стефан придумал ему новое. Стук дерева по шлему немало перепугал дозорного.

— Нашли что-нибудь? — ехидно спросил Осбер.

— Никак нет, Теуфел-оберст!

— Замечательно. Свободны.

— Есть, — рядовой зашагал как заведённый ключом в спине.

— Стоять.

Армейские сапоги дрогнули от внезапного приказа.

— Книгу отдайте.

Солдат повернулся, из-за шлема показался его взгляд. Подозрительно недовольный, однако верный дисциплине, отдал ручной груз. Пустив каплю пота, рядовой вернулся к прежнему маршруту.

В сомнении любой бы нахмурил брови. С таким видом лица немец открыл полученный предмет.

— Тот самый сборник. Похоже, Йёнде только перед сном читает.

Стефан перевернул до первых описаний. Ничего особенного для бестиария драконов.

— Фафнир-фафнир-фафнир. И правда без крыльев. Даже огня не пускает.

Текст не поражал разнообразием, вся информация вводилась механической печатной машинкой. Некоторые буквы не баловали себя чернилами и были едва читаемыми. Но проблем с ними оберст не ощущал: все буквы по необходимости обвели карандашом. А рядом появились новые.

— «Принимает облик человека. Мне даже встречался один. По первому виду даже и не скажешь, что он опасен.».

Кончик рта напрягся от симпатии, а сам Осбер захлопнул книгу. Время уже призывало к работе. Бумажному параллелепипеду уже оставалось вернуться на место, как вдруг, форзац и обложка не сдержали упавший вниз предмет. Немец поставил книгу на полку и наклонился ближе. Конверт.

Нервы напряглись не от неожиданности, а от дерзости выходки, которую она несла за собой. Коридор к кладовой внезапно кем-то стал занят, о чём говорил стук тяжёлой подошвы. Оберст держался за ручку двери с наружной стороны, а неприемлемое послание, находясь во внутреннем кармане, последовало в уже привычный для её обладателя кабинет.

— "Шкатулка откроется скоро. А ты отправишься к предтечам.", — всплыло на холсте, что лежал в картонной упаковке.

Письмо писали подготовленные люди. Чернила, легко создаваемые в домашних условиях, нельзя увидеть, не подогрев. Однако, Стефан не в первый раз встречался с подобной шифровкой: последний раз она стоила обеих рук его подчинённого. Поэтому, наученный уже навис над бумажкой, слегка освещаемой простой зажигалкой под ней.

— Ты же их читал, — озвучил Падший.

— Да. А откуда ты это знаешь?

— Подполье. Мы находили слабые узлы, не досягающие твоей жестокой дисциплины и распутывали их по своему желанию. Только твой сон не был нам досягаем.

— Но про нас с Йёнде вы не знали.

— Про… Про вас?!

Ночная метель так и клонит в сон. По стеклу бегут ледяные хлопья, расслабляя чернейшее из небесных покрывал. Но сон придёт только в тоске. А еврейская девушка, уж сколько лет скованная в кандалах и сидя в мраморной клетке, не тосковала в ту ночь.

— Что случилось с вашими руками? — ужаснулась Йёнде, держась за руку своего любезного гостя.

Оберст редко снимал с себя перчатки. Сотни оправданий ради простого нежелания.

— Не все, кто меня знал, — нехотя исповедовался Стефан:

— Считали хорошей идеей стать со мной союзниками.

— Вас клеймили!

— В те времена это было обычным делом.

— Как же такую мощь удалось поймать?

Девушка пальцами водила по шрамовым впадинам алой и потрёпанной кожи, но застыла, когда вторая рука Осбера аккуратно прикоснулась к её ладони.

— Меня искренне трогают ваши комплименты, но молю вас… Не тратьтесь на это, если вы боитесь, что без этого последует наказание. Я хоть и чудовище, но не тщеславен.

Эти слова сильным порывом подняли дух молодой уборщицы. Угасающая искорка её искренности снова вышла из своего серого убежища.

— Знаете, — ухмыкнула Йёнде, — даже Ворштхер не получал такого. Он жаждал покорности. А вы… Вам иногда нужно говорить приятные вещи.

— Чтобы поднять мне настроение?

— Чтобы вы любили себя. Возможно, также, как любите заботу.

Часть кузова автомобиля давно приняла очертание немецкого кулака.

— Это была та ночь?! - зрачки Энвила сузились в полной темноте.

— Столовые приборы, лежавшие в кладовке, никогда не использовались. Они будто лежали там назло: вся стрепня для Йёнде употреблялась ей руками. Я решил ей сделать подарок. Оловянная ложка смялась, как пластилин, а на кисти наросла чёрная форма.

— Свеча…

— Она останавливала меня. Думала, что я пострадаю. Но металл плавился, капая мне на ладонь. Я боль даже не помню, слишком много было. Как звали ту суку, которая в меня стреляла?

— Яни.

Оберст не спал, упав с пробитой головой, его держала только невозможность встать. Только кожа на затылке сцепилась с соседским краем, койка согнулась пополам, а в центре матраса остался след от удара. Церемонности были забыли. Если впереди была дверь, после её не было, слетала вместе с петлями.