Весы змея

Ничего хорошего это не предвещало. После того как они с Ульдиссианом исчезли, одна только Серентия могла присматривать за демонессой. Правда, во многом дочь Сайруса была более способной, чем Мендельн.

— Серентия поведёт эдиремов. Они доверяют ей. Они проследуют за ней сквозь огонь и воду…

Звёзды снова задвигались и утихомирились. Мендельн уже знал, что так дракон выражает недовольство.

Да… Они будут выполнять приказы твоей подруги в отсутствие твоего брата… И тем самым всё больше и больше будут погрязать в сетях Лилит…

— Что ты не договариваешь мне? — недовольно заворчал Мендельн. Что ты знаешь?

Последовало необычное колебание… А потом Траг’Оул ответил:

Эдиремы Ульдиссиана считают, что следуют за твоей подругой, но, делая так, на самом деле они слушаются демонессу.

Слушают… Нет!

Да… Серентию из Серама они видят перед собой, но на самом деле уже несколько дней это Лилит, если считать по времени Санктуария…

— Серентия… — Мендельн упал на одно колено, так поражён он был этой новостью. Его разум устремился в прошлое, в Парту, к Малику, который носил кожу другого человека. — Нет… Серентия… Нет… Этого не может быть…

Кожу другого человека… Лилит носила кожу Серентии…

* * *

Может, Хашир и был меньше Тораджи, но отпечаток, который эдиремы оставили на нём, — особенно внутри храма, — оказался куда больше, чем на первом городе. Храм остался стоять, но утопал в крови. Особыми жертвами стали высшие жрецы: их тела теперь висели на разрушенных колоннах, стоящих по фронту здания. Сила эдиремов позволила погрузить стрелы футовой длины в твёрдый мрамор… После того как они проникли сквозь мягкую плоть.

Руки каждого жреца висели прямо над головой. Металлические арбалетные стрелы пронзили ладони, которые перед этим были сведены вместе, с тыльной стороны. Стрелы также проходили сквозь горла и туловища.

Предложение такого наглядного представления поступило от женщины, которая теперь возглавляла эдиремов. Жрецы похитили Ульдиссиана, горячо заявляла Серентия, и потому их будут вешать до тех пор, пока кто-нибудь из оставшихся не подаст голос и не скажет, где он находится.

Но все жрецы отошли в мир иной, причём каждый клялся, кто он не знает, что произошло с предводителем группы. Серентия ухватилась за это как за предлог, чтобы в дальнейшем прочесать местность на предмет сторонников секты, в первую очередь среди руководителей города.

Спустя три дня после того как Ульдиссиан и его последователи вошли в город, Хашир во многом был чуть более чем напоминание о себе.

Пока всё это происходило, население пряталось, опасаясь одновременно храма и новоприбывших. Это не помешало на четвёртый день Серентии — её длинные волосы размётывало ветром — выйти на середину рынка и объявить голосом, который эхом отдавался по всему городу, что она теперь принесла мир и надежду в Хашир. Естественно, часть местных восприняла это заявление с осторожностью, но эдиремам удалось многих вывести из их домов, чтобы они смогли увидеть, что она говорит правду.

Привлечённой публике Серентия предложила то же, что и Ульдиссиан, но не сразу. Хашири наблюдали воочию силу иноземцев, и потому многие из них хотели попробовать. Однако Серентия даже этим не показывала путь, хотя она из всех эдиремов была наиболее способна сделать это.

Вместо этого в том самом храме, который они завоевали, в то самое время, когда местные птицы пировали на телах жрецов, славного Ромия вызвали на аудиенцию с первым служителем мастера. Он понятия не имел, что хочет от него Серентия, знал только, что, если Ульдиссиана больше нет — слухи об этом стремительно разносились в их рядах, — то она остаётся их единственной надеждой не только на продолжение, но и просто на выживание.

В качестве своего временного штаба Серентия использовала жильё местного высшего жреца. Ромий, который всегда был беден, даже в пору своей бытности разбойником, мог, когда вошёл, только дивиться шёлковым коврам на стенах и оправленным в золото гобеленам. Доля сожаления, которое он испытывал по поводу жестокости действий эдиремов в Хашире, исчезла, когда он подумал об огромных, добытых нечестным путём богатствах Триединого.

Ещё немного, и он замер на месте. Серентия растянулась на наклонном диване, её взгляд был прикован к пергаменту у неё в руках. Её длинные, густые волосы ниспадали на плечи и даже закрывали часть её лица. Она была усладой для глаз даже в своих потрёпанных боями одеждах, особенно для Ромия, который был без ума от Серентии чуть ли не с первого раза, когда увидел её на площади в Парте.

Наконец, он сумел прочистить горло, и она немедленно оторвалась от чтения.