— Зачем тебе? Там и подъезды опечатаны.
— Так ключи есть?
— Нет, конечно, выбросили давно. Ты об этом хотела поговорить?
— Не совсем… — пока папа был занят заказом, я улучила этот момент с расспросом. — А мои вещи оттуда ты или отец никуда не увозили? Вон, у папы его библиотека с собой… может, где что и моего осталось среди ваших вещей?
— Лисенок, мы съехали оттуда, оставив все твои вещи там, до последнего платья или босоножки. Ничто не должно было напоминать тебе о ужасном августе и всем, что случилось. Как смогли съехать, так сразу купили все новое — книги, одежду.
Я поджала губы, колеблясь — спросить или не спросить? Реально ли мама могла вспомнить эту деталь, если знала о ней, спустя столько лет.
— А фотографии? Не цифровые, а напечатанные. Альбом семейный же не выбросили, где ваши бабушки и прадедушки.
— Оцифровано все давно, вот еще смысл пыльный картон хранить? Ты про какие-то конкретные фото говоришь?
— Да, — решилась я, — тот снимок, где я с друзьями? Или тот, где я в платье с ромашками? Помнишь что-то похожее?
— С теми друзьями? — Мама произнесла это так многозначительно, что мне даже отвечать не пришлось. — Я поняла, про что ты. Удивительно, что ты вспомнила об этом. Мы в тот день тогда так перепугались, не представляешь! Думали, что все на волоске от рецидива… тебя два дня как из клиники выписали. Мы все убрали, одна мебель осталась в твой комнате. Вот-вот как готовились съехать, как ты внезапно притаскиваешь коробочку и спрашиваешь нас — а кто это? Что был за тайник, где? Как мы его прозевали? Я думала, поседею! Только избавили тебя от кошмара, как ты в руках держишь фотографии с этими ребятами. Господи, до сих пор ума не приложу, почему ты сдружилась с такими? Я снимки отобрала и все уничтожила, ради твоего же блага.
— Все?
— Конечно!
Если мама, то это правда. Скажи она «отец уничтожил» то был бы шанс на то, что они спаслись и сохранились между страниц любой толстой книги из его библиотеки. Я увидела лица своих друзей уже после того, как они вывелись у меня из памяти насильной «незабудкой»… Да, именно поэтому воображала себе каждого так достоверно. Что мы там наснимали в какой-то из счастливых дней? Кто принес фотоаппарат? Кто напечатал потом кадры?
— Жалко.
И для Гранида теперь нет доказательств. Останется голое признание и надежда, что он поверит в межпространственные путешествия между городами, и простит мое исчезновение на годы, и мое молчание до… до сих пор.
Доставка заняла десять минут, расставили и сели за стол еще быстрее. Напряженно поговорив о ерунде, попробовав лазанью и сразу замолчав на долгую длительную минуту, я поняла, что родители напряжены не только своей какой-то очередной размолвкой, но и ожиданием. А я не знала — с чего начать? Хотелось сказать все и сразу, но какого-то вводного предложения не находилось.
— Дочка, так что?..
— Да, говори уже, я умру так от нервов! О чем важном ты хотела поговорить? Ты забеременела?
— Нет, — я даже хохотнула от того, с какой надеждой мама это произнесла, — но речь пойдет обо мне, о вас, и об Эльсе…
— О твоей тетке? Что тут можно обсуждать?
— Дай ей сказать, Надин.
— Ма, па, если с начала, то предлагаю больше так не собираться. Не надо вам из-за меня встречаться и нервировать друг друга. Вы не обязаны общаться потому, что у вас есть общая я.
— Интересное начало. Но если вопрос касается общей тебя, как ты выразилась, мы все равно должны принимать решение вместе.
— Не надо. Я взрослая, и все вопросы останутся при мне, хорошо? Я не пойду замуж ни за каких редакторов и не буду заниматься журналистикой…
Отец настолько громко и облегченно выдохнул, что я прервалась. Мама тоже аж ссутулилась на миг, перестав держать напряженно прямую спину.
— И это то важное? Слава богу, а то я уже не знала, что подумать… мы тут с твоим отцом голову ломали, что у тебя за события, вдруг заболела серьезно или опять денег лишилась, а ты о том же. Эльса, милая, да кто тебя неволит-то? Занимайся чем хочешь!
— Правда?
— Конечно. — подхватил папа, — давай обсудим. Достойных профессий много!
— И возраст у тебя еще не критичный, если уж хочешь еще ждать.
— Подождите, — я засмеялась и замахала руками, отложив вилку, — мы сейчас на те же рельсы вернемся. Я — Эльса, я не замужем, у меня нет детей, я по профессии визуал и я ваша дочка. Ма, па, — это вся история и обсуждать мы больше никогда и ничего не будем.
Они тоже перестали есть. Оба непонимающе смотрели на меня и ждали ответ на свой недоуменный немой вопрос.
— Я люблю вас, — сказала я искренне, — я иногда буду приходить к вам в гости и рассказывать новости, слушать ваши новости. Но если тема разговора перейдет на мою личную жизнь, работу, деньги или мои решения, я буду разворачиваться и тут же уходить. Давления, советов и оценок я больше не выдержу.
— Лисенок, я тебя тоже очень люблю, но… — тихо начала мама, а я ее перебила.
— После «но» не говори ничего, умоляю. Я знаю, что вы меня любите, и мне всегда приятно, если вы напоминаете мне об этом.