Ветер богов

— А где вы его добыли? — не удержался Акисада.

— Американский сержант дал, — устало ответил Оданака. — Как видишь, и среди амеко не все одинаковы.

Торопливо попрощавшись, они ушли. Дед отпустил и соседку, поблагодарив за помощь. Акисада проковылял в комнату, где спал Сэцуо, понимая, что сейчас он только может помешать своим сочувствием.

Ичиро снова уселся около жены. В голове его никак не укладывалось, что Намико умирает. Он понял горькую и неизбежную правду, сказанную врачом, но всё его существо протествовало, не хотело мириться с этим. Он осторожно взял руку Намико в свои ладони, и снова ему показалось, что она теряет живое тепло. И ему вдруг вспомнилась далекая холодная Маньчжурия, суровая зима 1945 года. Он никогда раньше не видел ни снега, ни льда. В первый же день, вечером, после драки с Нагано, Ичиро вышел из казармы, чтобы успокоиться. Нагнувшись, он взял кусочек льда и с любопытством смотрел, как, до боли остужая ладонь, льдинка постепенно таяла, просачиваясь сквозь пальцы, она стала совсем тоненькой, потом исчезла, оставив на ладони несколько капель… Вот так же таяла сейчас жизнь Намико, она уходила, как льдинка превращалась вводу, капля за каплей…

— Намико, любимая! — прошептал Ичиро.

Плотно прикрытые веки жены дрогнули раз, другой, словно она пыталась остановиться на своем неизбежном пути и не могла; на губах появилась еле заметная болезненная гримаса; в углу рта показалась кровь…

— Кончается, бедняжка, — всхлипнул дед.

Не сдерживая рыданий, Ичиро припал к жене.

До самого утра просидел он у тела жены. До самого утра дед жег ароматные палочки у домашнего алтаря, бормоча нескончаемые молитвы бесчисленным богам, которые не спасли его дом от беды.

Когда первые лучи солнца проникли в комнату, дед подошел к Ичиро:

— Хватит, внучек, — тихо проговорил старик, — слезами Намико не вернешь. Такова, видно, судьба. И что за проклятие висит над нашим домом, — с затаенной болью продолжал он. — Не везет женщинам в нашем роду. Моя мать умерла молодой, твоя мать умерла при родах, и вот Намико… Светлая душа была, её и на небесах все любить будут, её нельзя не любить…

6

Хоронить Намико собралось неожиданно много народу. Пришли все жители Итамуры, крестьяне соседних деревушек, рабочие с авиабазы. Это были, пожалуй, не похороны, а демонстрация — молчаливая, скорбная и внушительная. Никто не произносил ни громких речей, ни лозунгов, но гнев, казалось, переполнял сердце каждого, кто шел в похоронной процессии.

Староста и полицейский растерянно суетились вокруг старого и молодого Эдано, подчеркивая этим свое сочувствие и смертельно боясь нежелательных происшествий.

Накануне приезжал полицейский чиновник из префектуры. Расследовав происшествие, он сразу же понял его истинную причину. Слишком часто ему за последнее время приходилось заниматься подобным разбирательством. Чиновник был опытным служакой.

Но и в его полицейской душе подымалось возмущение против своего бессилия, бессилия сотрудника ещё недавно всемогущей полиции. Ведь не только погибшая — всего лишь темная крестьянка, — но и он, чиновник императорской полиции, не был гарантирован от любого оскорбления со стороны накачавшегося виски амеко. Он ревностно разыскивал и преследовал тех, кто решался отомстить обидчикам, — это его долг, служба, — но в душе злорадствовал, когда месть удавалась.

Может быть, поэтому он втайне сочувствовал и Эдано Ичиро. «В самом деле, — размышлял следователь, — человек был готов, как верноподданный, отдать жизнь за империю, а империя не может наказать убийцу его жены. Это же хуже коммунистической пропаганды действует на умы людей. Погибшую женщину хоронило столько людей — похороны семьи помещика не шли ни в какое сравнение с этими. Кто знал до этого её? Кому она была нужна? Ведь если бы её убил японец, то, кроме семьи и соседей, никто бы и не пошел…»

Ичиро, конечно, и не догадывался об этих мыслях полицейского. Он молча ожидал, что тот ему скажет.

— Я тщательно разобрался в причинах несчастного случая с вашей женой, Эдано-сан, — произнес внушительно следователь. — И пришел к выводу, что он является следствием неосторожности и неосмотрительности вашей супруги. Это единственная причина. Сожалею и сочувствую, однако помочь ничем не могу. Непростительная неосторожность! — как можно строже повторил он.

Заметив, как на щеках Ичиро заиграли желваки, апальцы непроизвольно сжались в кулаки, следователь понизил голос и доверительно добавил:

— Поверьте, Эдано-сан, я не могу сделать другого заключения, понимаете — не могу. Ничем помочь нельзя, и ничего нельзя изменить. Личный состав оккупационных войск вне юрисдикции нашей страны. Понимаете? Вы неглупый человек, а мое положение обязывает… И послушайтесь меня, — ещё более доверительно закончил он. — Не предпринимайте сами ничего. Понимаете, ничего! Только себя погубите, а у вас остались сын, отец, да и молоды вы ещё… Был рад с вами познакомиться… Сайонара!

* * *

Через несколько дней, в субботу, когда закончился трудовой день, Сатоки отвел в сторону Эданои участливо спросил:

— Ну как, друг?

Ичиро молча пожал плечами.