Ветер богов

— Всё в порядке. Пошли! — сказал довольный Савада. — Я ведь говорил, что меня поймут!

— Никогда бы не подумал, что ты знаешь по-ихнему. Это чудо какое-то, — Эдэно с уважением посмотрел на механика.

— Никакого чуда, господин унтер-офицер. Немножко любопытства к стране, в которой прожил три года. Этого филиппинца — Игнасио — я знаю. Они вообще приветливый народ, если к ним с добром…

Шофер налил воды в радиатор, и “пикап” снова стал подминать под себя бесконечную ленту шоссе.

Впереди показалась колонна солдат. Шофер предупредительно остановил грузовичок, чтобы не поднимать пыль.

Солдаты приблизились, и Эдано увидел, что они разморены жарой: пот заливал лица, а кители на спинах и плечах были мокры насквозь. Командир взвода — молодой унтер-офицер — шел сбоку, не обращая внимания на то, как многие солдаты расстегнули воротники и несли винтовки не по уставу. Позади колонны тащилось несколько порожних повозок, запряженных низкорослыми лошадьми.

– “Азия для азиатов”, — проговорил Савада, указывая на оборванного филиппинца, шедшего впереди солдат, понурив голову и загребая пыль ногами. Он был обвязан веревкой, конец которой держал в руках дюжий ефрейтор.

Командир взвода замедлил шаг возле “пикапа”.

— Далеко ещё до баррио Бао? — спросил он. — По этой дьявольской жире самый короткий путь кажется долгим.

— Ещё около трех километров придется вам идти, господин унтер-офицер, — ответил Савада и поинтересовался: — Партизана поймали?

— Нет. Это мы проводника взяли и связали, чтобы не сбежал. Просишь их показать дорогу, а они бегут. Невежественные люди.

— А зачем вам тащиться до этого баррио? — вмешался Эдаио. — Мы только что были там — никаких хуков там нет, всё спокойно.

— Да мы не за ними охотимся. Рис идем добывать, — ответил командир взвода. — Саботажники! Сколько японской крови пролито, пока их освободили, а они не хотят теперь нас кормить. Все они заодно с коммунистами, негодяи.

— Желаю успеха!

— Да уж будьте покойны. Вырвем из глотки! Надолго запомнят, как не выполнять приказы императорской армии! — ответил унтер-офицер и широким шагом стал, догонять свой взвод.

Эдано смотрел вслед удалявшейся колонне. Вот она достигла поворота, и повозки скрылись за придорожными кустами…

“Как же так, — размышлял он — Ведь мы освободили филиппинцев от угнетателей-янки. Почему же местные жители так враждебно относятся к нам? Мы за их освобождение заплатили кровью, а они жалеют нам риса. Игнасио и этот проводник — бедняки, им доставалось при янки горше всех. Должны, кажется, они понять великую миссию Японии?”

— Господин унтер-офицер, — сказал Савада, — я показал вам “Азию для азиатов”.

— При чем тут “Азия для азиатов”? Ведь мы действительно сражаемся за избавление азиатских народов от белых угнетателей — англосаксов.

— Так точно, господин унтер-офицер!

— Оставь своё “так точно”. Говори толком, если понимаешь лучше меня. Ведь ты пробыл здесь три года и даже на их языке говоришь!

— Видите ли, господин унтер-офицер, раньше у этих крестьян рис отбирали для американцев. А теперь вывозим мы, японцы. Какая им разница, кто обирает их — белые или желтые?

— Вздор. Его величество предоставил Филиппинам независимость.

— Простите, но зачем этому крестьянину такая независимость? Чтобы его, как собаку, на поводке водили? Разве не всё равно ему, кто держит другой конек веревки? Ему нужна земля, на которой он мог бы вырастить рис и кормить семью. Ведь вы сами из крестьянского поселка, видели, как живут там арендаторы, Казалось, куда хуже. А эти…

— Они живут действительно беднее наших арендаторов… — согласился Эдано, но тут же резко оборвав разговор: — А остальные разговоры — вздор. Сейчас война!

— Так точно, господин унтер-офицер! Война!

— Ты хоть другим не мели ерунды, — с досадой сказал Эдано. — Дойдет до ушей кэмпейтай^[13], тогда узнаешь. Это похуже Миуры будет.

— Слушаюсь, господин унтер-офицер. Вот вы понимаете, что такое жандармерия. Эти двое, что в машине лежали, — если бы вы их видели… А бедный Игнасио! Чем он виноват, что не хочет умирать с голоду? Покажите мне в любой стране, как живут крестьяне, и я скажу, счастлив там народ или нет. Но так я говорю только с вами. Робкий я человек. Смелые погибли или в тюрьмах блох кормят. А я… Вы мне спасли жизнь и вольны теперь ею распоряжаться. А я многое бы отдал, чтобы распорядиться вашей.

— Хватит об этом. Не хочу слушать! А тут, — показал Эдано в сторону ушедшей колонны, — трудности войны. Филиппинцы в конце концов тоже поймут нашу великую миссию. Им просто нужно объяснить. У нас это не всегда умеют. Поймут! — закончил он, успокаивая сам себя.

Но успокоение не приходило. В памяти опять всплыли два трупа филиппинских партизан, которые он видел час назад — в жандармском грузовике Живых их мучили жестоко. Но они молчали.

А смог бы он, Эдало, выдержать такие страдания? Да, если бы тайну у него вырывали враги. А если свои? Ведь отца тоже, наверное, пытали, — теперь он, Эдано, знает, что так и было… Японца пытали японцы. Ну, эти крестьяне, допустим, темные люди, хуки. Но его-то отец учитель.

Против кого он шел? Во имя чего?..