Ветер богов

Внезапно раздался взрыв. Смертник, бросившийся из кустов к танку и тут же прошитый автоматной очередью, успел всё же сунуть под гусеницу медленно двигавшейся громадины шест с миной. Остановившуюся машину стал огибать другой танк, а автоматный и пулеметный огонь со склонов лощины усилился.

“Немедленно выбираться из лощины. Это западня'” — подумал Уэда и, подняв ракетницу, показал дымным следом ракеты направление атаки. Выхватив пистолет и крикнув “В атаку!” — он бросился вверх по склону, уверенный, что все оставшиеся в живых ринутся за ним. Тяжело дыша, он скользил по траве, цеплялся за кусты, торопясь увидеть врага. Вот, кажется, в кустах мелькнула зеленая тень, и Уэда поднял пистолет. В тот же момент что-то тяжелое обрушилось ему да голову, и капитан, теряя сознание, покатился по склону к подножию сопки.

Он пришел в себя от резкого запаха. Кто-то поднес к его лицу ватку с нашатырным спиртом. Капитан с усилием отстранил от себя источник резкого запаха и открыл глаза. Над ним, наклонясь, стояла русская девушка в военной форме и с большой сумкой, висевшей сбоку. Рядом стоял светловолосый русский солдат в зеленом пятнистом комбинезоне. Он с любопытством смотрел на капитана, держа наготове автомат.

Солдат, обращаясь к Уэде, повел стволом автомата и что-то повелительно крикнул.

Капитан понял: русский требует, чтобы он встал. Уэда приподнялся, сел и посмотрел вокруг: танк всё ещё стоял на месте, и около него возилось несколько русских. Глубокие следы гусениц свидетельствовали о том, что остальные танки прошли дальше. По дну лощины валялись трупы японских солдат.

Значит, всё. Вот он, роковой момент смерти, — мелькнула первая мысль. Отряд разгромлен, а он, Уэда, капитан императорской армии, в плену Какой позор! Он погубил отряд. Но кто мог ожидать, что русские окажутся здесь, в тылу защитников Муданьцзяна. Ведь полковник Такахаси говорил, что линия обороны города непреодолима для русских.

“Бой за город идет с прежней силой, — Уэда прислушался к гулу битвы. — Как же русские смогли оказаться здесь?”

Ну что ж, пусть этот русский не подумает, что он, Уэда, прус и боится смерти.

Капитан с трудом встал на ноги, ожидая каждую секунду выстрела. Он всё же не выдержал напряжения и зажмурился. Но по нему никто не стрелял, и Уэда снова открыл глаза. Русский, оказавшийся на целую голову выше его и раза в два шире в плечах, махнул рукой, указывая направление, и капитан покорно двинулся, чувствуя, как его силы крепнут с каждым шагом.

Идти пришлось недолго. В тени высоких деревьев стояло несколько штабных автомашин, и русский остановил Уэду. Он опять что-то крикнул, и вскоре к ним подошел рослый офицер.

“Майор”, — понял по погонам Уэда и подтянулся, расправив плечи и стараясь сохранить достоинство.

— Молодец, Русаков! Как это тебе удалось его живым схватить? — обрадовался майор.

— Без памяти был. Я думал — убитый, а Наташа, спасибо ей, в чувство его привела.

— Это ты его стукнул?

— Никак нет, товарищ майор. Не я. Ежели бы я — он не поднялся бы. У меня в бою рука тяжелая. Вот его документы.

Майор сел за походный столик под деревом, достал из сумки лист чистой бумаги и, повернувшись к Уэде, спросил по-японски:

— Фамилия и звание?

Капитан вздрогнул, услышав вопрос, заданный на родном языке, и тотчас же ответил.

— Какой части? — последовал второй вопрос.

Уэда помолчал, колеблясь, а потом сухо произнес:

— Я офицер. Присягал императору. Буду отвечать только на вопросы, касающиеся меня лично.

— Вот как? — иронически произнес майор. — Он развернул документы Уэды. — Всё равно. Капитан Уэда, войсковая часть семьдесят три тысячи восемьсот пять. Знаю, знаю, — продолжал он. — Авиаотряд полковника Такахаси. А где же сам полковник? Жив? Вот, оказывается, куда вас бросили. Вы давно в армии? Кадровый офицер?

Капитан Уэда рассказал свою биографию, обстоятельства пленения, подчеркнув, что его оглушили, но на остальные вопросы отвечать отказался, мужественно готовясь к пыткам и избиениям.

— Ну что ж, — закончил разговор майор. — Не хотите отвечать — не надо…

Капитан Уэда провел бессонную ночь. Что его не собираются убивать, он догадался. Но ведь сам он не просил пощады! Он не струсил, готов был отдать жизнь на поле боя… Но такова, видно, судьба.

Потом прошел ещё день, второй, третий… Уэду никто не тревожил. Он томился неизвестностью. Что обещанный полковником Такахаси контрудар не состоялся, он понял сразу. Установилась звенящая тишина, такая резкая и, казалось, противоестественная.

“Значит, Муданьцзян, который должен был стать поворотным пунктом в войне с русскими, пал. Всё кончено”, — с тоской размышлял Уэда.

Утром в соседнюю палатку принесли четырех раненых японских солдат, и Уэда мучительно вглядывался, надеясь увидеть знакомое лицо и боясь этого. Он с недоумением наблюдал, как внимательно осматривал раненых русский врач… Потом раненых увезли куда-то на санитарной машине.

Наконец за Уэдой пришел солдат и снова отвел его к майору. Советский майор сидел усталый, его обмундирование пропылилось. Он поднял глаза на Уэду и спокойно произнес: