Ветер чужого мира

Животные были размером чуть меньше коровы, но корова по сравнению с ними – просто воплощение грации. Для доходчивости буду называть их бычками. Тела у них были сплюснутые и бугорчатые, словно каждый когда-то с разбегу влепился в стену. Шкуры испещрены большими квадратными пятнами в пастельных тонах: на уважающей себя корове таких цветов не увидишь. Фиолетовые, розовые, оранжевые, зеленовато-желтые – короче говоря, пестрее не бывает. Такое чувство, что старушка мастерила лоскутное одеяло, а получилась шахматная доска.

Вдобавок ко всему на голове и прочих частях тела кустились странные побеги, словно бычок прятался в жиденьких зарослях, причем безуспешно. Диковатое зрелище. И чтобы мало не показалось, с этих побегов свисали фрукты и овощи, – во всяком случае, мы решили, что это фрукты и овощи.

Короче, стоим мы друг напротив друга, они смотрят на нас, а мы на них, и тут один бычок подходит и останавливается футах в шести, не больше. Постоял, посмотрел задумчиво, а потом упал и умер.

Остальные развернулись и заковыляли прочь, словно явились сюда только ради этого события и теперь могут расходиться по своим делам.

Наш ботаник Джулиан Оливер растерянно потер лысину и охнул:

– Еще одна невидаль! Ну почему было не встретить нормальных существ? Хотя бы раз в жизни, а?

– Потому что все они ненормальные, – сказал я. – Помнишь тот куст на Хамале-Пять? Полжизни как помидорная рассада высшей пробы, а вторые полжизни – как ядовитейший плющ?

– Помню, – грустно ответил Оливер.

Наш биолог Макс Вебер подошел к зверюге и осторожно потыкал ее ботинком.

– Беда в том, – сказал он, – что с хамальским помидором разбирался Джулиан. А с этой тушей разбираться мне.

– Мне тоже достанется, – возразил Оливер. – Глянь, какие у него кусты на башке.

Я поспешил вступить в разговор, чтобы дело не дошло до ссоры. Эти двое постоянно скандалят – вот уже двенадцать нормальных лет, пару сотен световых, на двадцати, если не больше, планетах. Спасибо, наслушался. Я знал, что они все равно поссорятся, но пусть лучше позже и по какому-нибудь действительно серьезному поводу.

– Хватит, – сказал я. – Через пару часов стемнеет. Надо разбить лагерь.

– А с этим что? – спросил Вебер. – Пусть валяется?

– Ну да. По-любому, их тут миллионы. Этот полежит здесь. А если куда и денется…

– Но он просто упал и умер!

– Значит, старый был. Слабый.

– Ничего подобного! Он был в расцвете сил.

– Обсудим все позже, – вступил Альфред Кемпер, наш бактериолог. – Мне интересно не меньше, чем вам, но Боб дело говорит. Пора заняться лагерем.

– И еще, – добавил я, строго глядя на остальных. – Да, на вид место безопасное, но не забываем правила поведения на чужой планете. Местную пищу не есть, воду не пить, в одиночку не разгуливать. В общем, чтобы все были начеку.

– Ничего здесь нет, – сказал Вебер. – Только стада этой живности да бескрайние равнины. Ни холмов, ни деревьев, вообще ничего.

В общем, на него нашла охота поспорить. Сам он прекрасно – не хуже меня – знал, что правила поведения на чужой планете написаны кровью.

– Ну ладно, – сказал я. – Итак, что будем делать? Разобьем лагерь или заночуем в корабле?

После этих слов охота спорить у всех пропала.

Лагерь мы поставили до заката, так что к сумеркам уже устроились. Карл Парсонс, наш эколог, собрал походную кухню, и к тому моменту, как мы забили последний палаточный колышек, ужин был готов.

Я достал свой диетический набор, сверился с формулой и смешал нужные ингредиенты, в то время как остальные привычно потешались над моими телодвижениями.

Меня это не волновало. Они машинально подкалывали меня, я машинально огрызался. Вся эта история была стара как мир. Может, оно и к лучшему. Странно, если никто не обращал бы внимания на мои вынужденные пищевые привычки.

Помню, как-то раз Карл жарил стейки, и мне из-за аромата пришлось отойти в сторонку. За добрый стейк я с правой рукой готов расстаться. Как, впрочем, и за любую человеческую жрачку. Да, на диете ты не склеишь ласты, но больше ничего хорошего в ней нет.

Я в курсе, что язва – заболевание дурацкое и старомодное. Спросите любого врача, и он скажет, что в наши дни ни у кого не бывает язвы. Ни у кого, кроме меня с моим загадочным желудком. Не верите? Вот вам мой диетический набор, любуйтесь на здоровье. Наверное, язва у меня от работы. Профессиональное заболевание. Попробуйте-ка понянчиться с шайкой космических исследователей, тоже язву себе наживете.

После ужина мы приволокли дохлятину в лагерь, чтобы рассмотреть получше.

Вблизи она выглядела еще сквернее, чем издали.

Да, это и правда была растительность, самая настоящая, неотъемлемая часть зверюги. Но росла она лишь на некоторых цветных квадратах шкуры.

Мы заметили кое-что еще, и тут Вебер чуть слюни не пустил. В одном цветном квадрате были дырки – как от колышков из детского деревянного конструктора. Вебер достал складной ножик, потыкал им в дырку и выковырял насекомое вроде пчелы. Я глазам своим не поверил. Вебер пошуровал в другой дырке, и там тоже обнаружилась пчела. Обе дохлые, что первая, что вторая.