Ветер чужого мира

Инид была миниатюрной брюнеткой с темными глазами, излучающими странную эмоциональную силу. Латимер взял ложку, зачерпнул суп. Инид оказалась права: он был превосходен.

Человек, сидящий напротив Латимера, представился:

– Меня зовут Чарли. Позже поговорим. Обязуемся ответить на любые ваши вопросы.

Женщина, соседка Чарли, добавила:

– Знаете, мы и сами мало что понимаем. Но тут очень славно. Мое имя Алиса.

Подавальщицы убрали опустевшие суповые миски и внесли салаты. Фарфор и хрусталь в буфете посверкивали в отблеске свечей. Цветы на столе оказались пионами. Всего за столом сидели восемь человек, считая и его самого.

– Но понимаете, – сказал Латимер, – я же хотел всего-навсего осмотреть дом…

– Точно так же произошло и со всеми нами, – ответил Андервуд. – И не вчера. С интервалом по году и более. Не знаю, сколько лет назад это началось. Джонатон, вон тот в конце стола, старичок с бородой, появился здесь первым. А потом и остальные, все поодиночке.

– Этот дом, – провозгласила Инид, – мышеловка, и приманка выбрана отменная. А мы мыши, угодившие в мышеловку.

– В ее устах это звучит как кошмар, – вмешалась Алиса с другой стороны стола. – Но кошмаром здесь и не пахнет. О нас заботятся, и очень старательно. В доме штат прислуги, которая готовит и подает на стол, стелет нам постель, содержит все в чистоте и порядке.

– Но кому понадобилось заманивать нас в мышеловку?

– А вот это, – сказал Андервуд, – вопрос, на который каждый из нас пытался и пытается найти ответ. Правда, один или двое смирились и махнули на все рукой. На этот счет возникло несколько теорий, но все они остаются бездоказательными. Вообще-то я иногда недоумеваю: а зачем они нужны, доказательства? Нам что, станет легче, если мы познакомимся с теми, кто держит нас в плену?

Мышеловка, и приманка выбрана отменная, повторил про себя Латимер. И в самом деле отменная. Испытал же он мгновенное инстинктивное влечение к этому дому – всего-то ехал мимо, а влечение полыхнуло и захватило его.

Салат был великолепен, и мясо с печеной картошкой не хуже. А такого роскошного рисового пудинга Латимер и не пробовал никогда. Вопреки собственной воле пришлось признать, что еда, как и живая остроумная болтовня за столом, доставили ему удовольствие. Покончив с ужином, все перешли в гостиную и расселись перед исполинским мраморным камином, где пылал огонь.

– Даже летом, – сказала Инид, – здесь по вечерам бывает прохладно. Может, это даже к лучшему – люблю сидеть у огня. Мы зажигаем камин почти каждый вечер.

– Мы? – переспросил Латимер. – Вы произнесли это так, словно все вы тут принадлежите к одному клану.

– К одной стае. Или, пожалуй, к одной шайке. Собратья-заговорщики, хоть заговора нет и в помине. Мы отлично ладим друг с другом. Вот единственное, что тут по-настоящему хорошо: мы отлично ладим друг с другом.

К Латимеру подошел бородач, сидевший в конце стола.

– Меня зовут Джонатон, – сказал он. – За обедом мы с вами сидели слишком далеко для знакомства.

– Мне сказали, – откликнулся Латимер, – что вы живете здесь дольше всех.

– Теперь – да. Года два назад самым опытным старожилом был Питер. Мы его так и называли – старина Пит.

– Называли?

– Он умер, – пояснила Инид. – Потому-то теперь нашлось место для вас. Понимаете, дом рассчитан на определенное количество жильцов, и не больше.

– Значит, на то, чтобы найти замену умершему, ушло целых два года?

– У меня есть подозрение, – заметил Джонатон, – что все мы принадлежим к какому-то строго очерченному кругу. Мне сдается даже, что надо пройти весьма суровый отбор, прежде чем вашу кандидатуру начнут принимать во внимание.

– Это-то и ставит меня в тупик, – признался Латимер. – Должен же быть некий общий фактор, объединяющий всю группу. Возможно, дело в роде наших занятий?

– Совершенно уверен в этом, – согласился Джонатон. – Вы ведь художник, не так ли?

Латимер утвердительно кивнул.

– А Инид поэтесса, и очень талантливая. Я занимаюсь философией, хоть и не считаю себя большим философом. Дороти романистка, а Алиса музыкант. Она пианистка и не только играет, но и сочиняет музыку. С Дороти и Джейн вы пока незнакомы.

– Пока нет. Я, наверное, догадываюсь, кто они, но незнаком.

– Познакомитесь, – заверила Инид. – Сегодня же вечером. Наша община так мала, что незнакомых в ней быть просто не может.

– Могу я предложить вам что-нибудь выпить? – осведомился Джонатон.

– Не откажусь. Лучше бы шотландское виски, если найдется.

– Найдется все, что угодно. Со льдом или с водой?

– Со льдом, пожалуйста. Если это вас не обременит.

– Здесь никто никого обременить не может, – заявил Джонатон. – Мы охотно заботимся друг о друге.

– Пожалуйста, – попросила Инид, – налейте и мне. Вы знаете, что я люблю.

Как только Джонатон отошел за напитками, Латимер сказал Инид вполголоса:

– Должен сказать, вы все удивительно добры ко мне. Вы приняли меня, постороннего, в свою компанию…

– Ну какого же постороннего! Кому-то когда-то вы были посторонним, но больше вам им не бывать. Неужели не понятно? Вы теперь один из нас. У нас было свободное место, вы его заняли. И останетесь здесь навсегда. Отсюда вам не уйти.