- Ноги ставь! - подсказывали уверенные в своих силах и очень серьезные бурлаки.
Но кеды не держали совершенно.
Последние два метра до карабина были вертикальны и ужасны. Я висел на руках и скреб ногами в тщетных поисках опор. Карабин помню. Как спускали - не твердо. Давила страховочная обвязка и пояс на желудок, а еще больше - дрожь и апатия. Туго выдавали веревку, я задыхался.
Я пытался держаться за скалу отключенными в боль руками. Они вздулись невесть откуда появившимися буграми мышц и не слушались, хоть убей. Снизу орали не умолкая. Как не надорвали пупки? Оказывается, ставить ноги на колени в местной компании считается неприличным. У меня не то что колени, каждая часть тела в ссадинах. Будто наждачкой прочистили.
- Вот так. Берешь зацепы руками и ноги ставишь на носки, - объяснял Саня.
- Вот так, - с жаром повторял Лосев, не подозревая худшего впереди.
Но полез сам и не добрался до страховочного карабина. Я был так доволен, что перебивал криками старших сотоварищей.
До прихода к власти жары мне пришлось пролезть еще раз, и этого оказалось откровенно достаточно. Хотя во второй раз лезлось значительно менее страшно и существенно лучше. Если немного стоять на ногах, а не лежать на пузе, двигаться вверх проще и естественней.
За нашу мелкотравчатую компанию лазил начальник Александр, а мы втроем, в рукавицах держались за страховочную веревку, словно братья близнецы. По технике безопасности - как полагается. Особенно интересно, что лазал Саня в обыкновенных азиатских калошах. Черных, остроносых, какие носят старые казашки. Говорят, что галоши - самая удобная обувь на скале. Придется покупать.
Потом носили камни и стелили дорожки, придавая лагерю праздничный вид. Завтра первое мая, будет парад и прочие торжества. После обеда и довольно продолжительного отдыха старики опять подались на ту сторону Броненосца. Их ждут река и крутые стены. Нам с нашими хилыми пупками там делать нечего.
Мы, сердечные лазали траверсом. Это когда не вертикально, а вдоль скалы и по самому низу. Мархлевский ушел к старикам, а мы остались на попечении Маликова. Он имеет черные, слегка потертые калоши и красную спартаковскую майку - есть чему поучиться и что потрогать.
Кусок траверса, который предстояло выучить - прямо под беговухой. Я помню его с закрытыми глазами: левой рукой за балду горизонтально, правой чуть ниже. Потом спускаешься по отрицательному углу почти донизу. Обнимаешь выщербленное ветром, колкое ребро обеими руками, и тут самое сложное. Надо качнуться телом вправо и четко взять откид для трех пальцев. При этом желательно удержаться ногами на скале, а не слететь на землю. И далее...
Ну в общем получалось как в первый раз. То есть ничего не получалось совершенно. Мы устали до изнеможения, но траверса никто не пролез, в том числе и Маликов. Он ведь тоже из новичков, хоть и пришел на месяц или два раньше.
Когда наупирались окончательно, пошли на другую сторону, смотреть на старичков. Там пекло настоящее, скалы плавятся на солнце . Под маршрутом, около анкерного столбика с кольцом для страховочной веревки, сидит Горбунов старший и орет что есть мочи:
- Ногу вправо! Еще правее!
- Да не туда! Корова. Руку выше! Еще выше, в откид...
А наверху, на высоте двенадцатиэтажного дома, кто-то из теток упрямо шевелит конечностями и слушается начальственных указаний. Как паучок на потолке, веревочкой привязанный.
Причем, подсказывали друг другу все, и каждый громче, чем предыдущий. Мне это дело так понравилось, что за излишнюю в нем активность тетки посоветовали заткнуться напрочь. Я обиделся - хотел же как лучше? Но предложили пролезть стенку самому, а потом давать ценные указания. Да я двумя руками 'ЗА!', но не пускали же.
После ужина досыта наглотались терпкого, круто заваренного чая с сахаром. Вечер растворился в ночи последней вспышкой зарницы на западе. Отходишь от костра метров на сто, - и он будто зажженная в темноте маленькая, одинокая спичка. А мы вдвоем с Лосевым решили смыться и покурить.
Ночь здесь удивительна. Звезд мириады и они так близки, что кажется, видишь тень на земле от собственного тела. Вот где по-настоящему Млечный путь. Он действительно молочный и ничего не прибавишь. В горах небо глубже, здесь ласковей. Оно не холодит, притягивает взгляд и само тело в непомерную, растворенную объемность.
Огромные камни - истуканы окружают пространство котловины бесконечной вереницей. Невдалеке беззвучно блестит серебристая река. Мы сидим на вобравших дневное тепло огромных валуганах и курим. Сигареты затхлые, невкусные. Не дымили два дня, отвыкли от табака.
Опасаемся ядовитых насекомых. Наслушались о фалангах и скорпионах. Сами пока не видели, но и так не приятно. Дружно, хотя и неожиданно для себя, решаем бросить курить. Это последние - и скомканная пачка летит в безвестность.