Ветер и мошки

— Садись, — Лидка усадила подругу на табуретку. Глянула подозрительно: — Бледная ты что-то.

— Устала, — улыбнулась Таня.

— Ясно-понятно.

Лидка выключила чайник и засуетилась, собирая на столе блюдца, чашки и какую-то нехитрую еду. В ладони у Тани вдруг оказался бутерброд — две рыжие от томатного сока кильки на куске батона. Кажется, это надо было съесть. Рот заполнился вязкой слюной, мешающей разжать челюсти. Все куда-то поплыло. Не кухня, а аморфное, бесхребетное помещение. Разве так строят?

— Не спи, наворачивай, — возникла в поле зрения Лидка, впихивая в свободные пальцы чашку с чаем.

Хлоп! — растворилась в тумане.

— Спасибо, — сказала Таня, тараща глаза.

Ах, бутерброд был восхитителен! Она и не заметила, как он кончился. Килька — какое богатство! Всю жизнь бы ела. Только не две, а четыре штучки, ровным рядком и на пахучий ржаной… Вот мечта на блюдечке с голубой каемочкой.

— Еще? — спросила Лидка.

— Нет-нет, побегу.

Таня отхлебнула из чашки несладкого чаю и отставила ее в сторону. В животе сделалось тепло.

— Точно?

— Олежек один.

— Десятку тебе одолжить? — спросила Лидка.

Таня испуганно мотнула головой.

— Ты чего? Зачем? У меня есть.

Ложь вышла натуральной, во всяком случае Лидка не попыталась втиснуть купюру в ладонь или сунуть в карман. А может так спросила, для формальности. Хотя Коля у нее (запомнить, не Леша и не Леня) вон какой откормленный.

Как обувалась, как прощалась, как выбиралась из Лидкиных трущоб, Таня совсем не помнила. Минут двадцать где-то шарахалась и куда-то шла. Потом включился свет, и Таня обнаружила себя на Инструментальном проспекте в обнимку с пакетом, и брела она почему-то совсем не в ту сторону. Куртка расстегнута, губа закушена. Все. Приехали.

Она остановилась. Это уже совсем, устало подумалось ей, это уже клиника, Танечка. Ополоумела? Куда тебя несет-то?

Как будто с прекращением ее движения вокруг прорезалась, завертелась повседневная городская жизнь, откуда-то высыпали, рядясь под прохожих, люди, стайка школьников пробежала к стоящему на углу киоску, хорошо б за жвачкой, а не за сигаретами, стукнула дверь, дзонкнул велосипедный звонок, с перекрестка вывернул и, постреливая сизыми выхлопами, прокатил мимо мусоровоз.

Таня выдохнула, покивала и развернулась. Домой, милая, домой.

Ей пришлось буквально уговаривать свое тело, которое вдруг запротестовало, засбоило, объявило о ломоте в пояснице и в плечах. Но если первый шаг был полон борьбы, то второй дался Тане уже значительно легче. Еще, еще, еще. Она почти побежала, выискивая глазами желтый щит автобусной остановки. Ах, вон он, дальше, чуть ли не через квартал! На старт, внимание…

Щавель мялся в пакете, но это было не страшно. Она такой супешник сейчас забацает, что пальчики оближешь! В банке из-под тушенки предусмотрительно оставлен кусок мясного жира как раз для такого случая. И навар даст этот кусок, и вкусом поделится. А если получится с него вытопить два-три мясных волоконца, то воо…

Живот прихватило спазмом, и мысль лопнула. Нога едва не заплелась за ногу. Таня хватанула воздух ртом, согнулась, но тут же выпрямилась, вынырнула, как пловец из-под воды, вверх. Спокойно, спокойно.

Через два судорожных вдоха боль ушла без следа. Даже легкой тени не оставила. Гадай теперь, что так организму не понравилось. Неужели килька? Или гастрит развился от нерегулярного питания? Что ж, посоветуйте, как регулярно питаться, добрые люди, на те крохи, что зубами приходится выгрызать у пенсионного фонда.

Не знаете? Молчите? Прискорбно.

Таня зашагала дальше. Подумала, что надо раздышаться, и сразу за остановкой повернула в проулок. Бог с ним, с автобусом. Одной рукой держала пакет, другой щупала живот сквозь одежду. Хотя что так можно определить? Не болит, зараза. Болело, и не болит. Деревянные дома напирали на узкие тротуары, окна с облупившимися от времени наличниками приглашали заглянуть внутрь — в бязь, в тюль, в скромные комнатки и кухни.

Тетя Зина Олежку, наверное, проведала, ей бы тоже надо щавеля, шевельнулась мысль. Полмесяца уже без пенсии сидит. Таня покачала головой. Куда все валится? Вроде и кредиты берем, а денег нет. Работы нет. За куриными ножками — как в последний бой. И морды у депутатов и в правительстве одна другой шире. То есть, их там, похоже, кормят. Даже так — раскармливают. Ах, если бы на убой!

Она перешла улицу. Может, это не гастрит, а невралгия? — подумалось ей. Ясно же, что все болезни от нервов.

— Эй, красивая! — крикнули ей из проезжающей иномарки.

Таня повернула голову в другую сторону. Куртка на ней, кофта, штаны, но нет, разглядели, что красивая. Лестно? Нисколечки. Историй — миллион. Садись, подвезем. Нам все равно куда. Только к другу сейчас заедем. Ах, у друга — праздник. Как не уважить? Уважим! Посидим пять минут, неудобно совсем, что о нас человек подумает? Ты пей, пей. И закусывай. Видишь, как люди на тебя смотрят? Мужской коллектив!

Глаза блестят похотью. Теснее, ближе. Одна рука — на грудь. Другая — на ногу, рыбкой между ног. Только пикни, шалава!