Ветер и мошки

Вспоминать об этом было неприятно, но вместе с тем нотка сладости жила в воспоминании. На какое-то время рамки, державшие его, разжались, и он лупил, бил, неистовствовал, творя симфонию разрушения снаружи и ощущая мощь безумия, хлещущую изнутри. Двое суток потом он ходил тихий, как ангел, и, наверное, также кротко смотрел на людей. Но не сегодня, не сегодня…

Рыжов проводил взглядом толстую женщину в халате, вышедшую с мешком мусора из ресторанной кухни. Присутствие другого человека в укромном уголке заднего двора заставило его передернуть плечами. Нигде не спрятаться. Женщина, переваливаясь, прошла к мусорным бакам.

Вот же дура, подумал Рыжов. Откормила себя. И вряд ли замужем. Наверное, каждый вечер заедает одиночество пережаренной на масле картошкой. Да салом. Да майонезом. А потом бесится, что ее никто не любит и любить не желает. А если все-таки замужем — еще хуже. Мужик, возможно, уже постройнее нашел, летает, так сказать, из тесного семейного гнездышка в чужое гнездо.

Яйца откладывает.

Ладно, надо успокоиться, оборвал себя Рыжов. Еще пару минут — и возвращаюсь обратно к застолью. А то ведь забеспокоятся, высыплют сюда всем кагалом, ломая остатки настроения. Ой, где это у нас именинник? Чего он прячется? От нас прячется? Ну так мы ему не дадим!

Рыжов закрыл глаза. Твари. Уроды. Сволочи.

Он услышал, как к нему, шаркая, со стороны мусорных баков, подходит женщина, и заранее скривился, чтобы ответить, что ему ничего не нужно, что у него все хорошо, и нет, он не выступит в роли утешителя ее обильных форм. Но жирная тварь без предисловия повалила его на ложе скамейки, погребла под собой, и готовый позвать охранника Рыжов обнаружил вдруг на голове плотный полиэтиленовый пакет.

Воздуха сразу не стало.

Рыжов задергался, но туша, насевшая на него, оказалась непомерно тяжела, тем более, она грамотно блокировала все его попытки вытянуть из-под себя хотя бы одну руку. От пакета на голове в глазах поплыли фиолетовые пятна. Рыжов раскрывал рот, но дышать было нечем. Он задергался, засучил ногами, но женщина на нем лишь усилила хватку.

— Это тебе за «Ромашки», — прошипела она. — От Волкова.

Ускользающим сознанием Рыжов успел удивиться: какие «Ромашки»? Детский сад? Или какая-то фирма? Его «заказал» какой-то Волков, которому он со злосчастными «Ромашками» перешел дорогу? Это ошибка! — сверкнуло у него в мозгу.

Впрочем, последняя мысль в его жизни была другой.

Она была: ненави…

Пепельникову не повезло с носителем. Перенос сознания состоялся штатно, но далее он обнаружил, что тот, в кого он проник, буквально находится при смерти. Что-либо предпринимать было уже поздно.

Мутный взгляд носителя плавал от одной стены с ободранными обоями к другой, противоположной, застревая в желтой пустоте дверного проема между ними. Пальцы скребли по клеенке, на губах было солоно. С трудом опустив взгляд, Пепельников разглядел торчащую из груди рукоять ножа.

Прекрасно, подумал он. Очень кстати.

Боль забивала мысли. Полотно ножа, судя по массивности рукояти, имело в длину сантиметров восемнадцать-двадцать. Сквозь намокшую от крови рубашку Пепельников не видел лезвия. Получалось, что все оно сидит глубоко в теле.

Кровь испачкала спортивные штаны и лужей растеклась по неровному, грязному линолеуму. И еще предпринимала попытки продвинуться дальше, из-под ступни выворачивая к холодильнику.

Пепельников попробовал двинуться, но носителя тут же затрясло, управлять им было невозможно. В совмещенном сознании плавали сожаление и обида на собутыльника Витьку, который оказался жадной тварью. Кому водки пожалел? Другу своему армейскому! Он его в квартиру, а этот… Он же не заначил, не скрысил, а отложил! Это понимать надо! Отложил на завтра, на опохмел…

Пепельников попробовал зажать рану, из которой текло и текло, и обнаружил, что ран несколько, и одна, сквозная, распорола предплечье левой руки. Час от часу… Впрочем, значения это уже не имело. Носитель умирал, и Пепельникову ничего не оставалось, как ждать запуска обратного переноса. Смерть делала эту процедуру автоматической.

Пепельников надеялся, что остальные ребята оказались в лучшей ситуации. Возможно, кто-то доберется и до человека, устранить которого полагалось ему. Ну а он, похоже, пополнит статистику неудачных переносов.

Бывает.

Носитель захрипел. В поле его мерцающего зрения появилась тень. Приложившись плечом о косяк, тень эта подошла к столу и потрясла перед носом умирающего полулитровой бутылкой водки.

— Во, Саня, — прохрипела она, — я же говорил, что найду…

Все, что смог Пепельников, это в последнем усилии вскинуть голову.

— С-су-у…

Тень пьяно раззявила рот.

— Саня, — развела руками она, — ты сам виноват. Водка чья? Моя. Думал, я не замечу, как ты лишний «пузырек» — того?

Пепельников выдул воздух сквозь губы. Тень потопталась, ползая пальцами по тарелкам и собирая нехитрую закуску.

— Все, Саня, все, — сказала она и мазнула грязной пятерней по щеке, заставляя Пепельникова вновь свесить голову. — Отговорила рожа золотая…

Все.