Ошибка лекарей, ошибка кардинала, ошибка самого Лионеля… На первый взгляд – случайность, которую было не предусмотреть, на то она и случайность, только ненароком стронутый камень уже закономерно вызывает обвал, поэтому каменные осыпи надо знать наперечет. Чтобы вовремя спихнуть вниз всё, что может рухнуть, после чего спокойно расположиться на уже безопасном склоне. Так делал Франциск, так, похоже, делает Хайнрих, так теперь придется жить и Талигу, поэтому замены Алве нет и быть не может. Значит, Рокэ вернется, значит, ты останешься. В конце концов, для чего-то же в семействе Савиньяк впервые появились близнецы…
– Почему бы и нет? – повторил вслух Ли и, обернувшись, не присвистнул исключительно потому, что не был Вальдесом. Холстов и мрамора покойному кардиналу оказалось мало, и он явился во плоти: с наперсным знаком, тенью, вишневой веткой и немалой свитой, скромно жавшейся к левой стене галереи. Больше всего процессия напоминала лаикских монахов, как их описывали мать с Малышом, только свечи сменились ветками – не исключено, что рассветными. Несмотря на яркий свет, а может, как раз благодаря ему разглядеть лица спутников Сильвестра не получалось, зато сам кардинал был виден просто отлично. Его высокопреосвященство взирал на графа Савиньяка так, словно вновь собирался заговорить о собственной смерти.
Смотреть в душу огня можно до бесконечности, и Мэллит смотрела, то вспоминая могучее гаунасское веселье, то перебирая жемчуга своего короткого счастья. Она бы не уснула, даже распусти женщина для услуг затянутую подругой шнуровку. Чужие руки всегда неприятны, но к ним придется привыкать… Сэль стала королевой и не может уподобляться камеристкам, а носить простые платья в чужой стране баронесса Вейзель не вправе. Это оскорбит Роскошную, которая ненавидит гаунау еще сильней, чем дриксенских «гусей». Она смирится с тем, что Мелхен побывала в Липпе, ведь так решил регент, с которым никогда не спорил Курт, но станет расспрашивать обо всем и ошибиться в ответах нельзя…
Свеча замерцала, и девушка поднялась, чтобы снять нагар, но не смогла найти щипцов. На подоконнике, где Мэллит их всегда оставляла, одиноко лежал уставший от плачей кот. Завтра подруга решит его судьбу и судьбу злобной Гудрун, так и не смирившейся со своей участью. Трехцветная признавала лишь Сэль, прочих ждали рычание и исполненные когтей лапы, а черно-белого ей хотелось загрызть. Царственная обещала, что все изменится, нужно лишь дождаться охоты, но Мэллит в подобное верилось не слишком. Кошки умны, они не свяжут плачевную судьбу дичи с собственными прегрешениями, к тому же вызванными обидой. Гудрун и Маршал не желали терпеть никого, кроме подруги, но разве люди иные? Любовь погружает мир во тьму, где светит единственная звезда, и это – любимый. Если звезда гаснет, мир слепнет. Если подобный Флоху не вернется, ничтожной придется жить ощупью, но она поклялась не умирать и не покидать Талиг, она исполнит…
Черно-белый вскричал и устремился к двери, сбросив на пол пропавшие щипцы. Гоганни их подняла и ощутила тепло: она искала утрату там, где и следовало, но кто мог знать, что кот возляжет на твердое железо? Девушка вернула вещицу на подоконник и заторопилась на крепнущий крик. Так именуемый Маршалом встречал лишь Селину. Значит, подруга покинула супружеское ложе, значит, это беда…
Кусая губы, Мэллит торопливо отодвинула засов. Сэль держала в руках фонарь, под ее глазами залегли тени, а за спиной высилось двое воинов.
– Не входите, – велела им подруга, переступая порог и отодвигая кота. – Ты так и не ложилась?
– Ничтожная не стала звать прислугу… И не хотела спать.
– Тогда хорошо… Повернись, я расшнурую. Маршал!
– Он лежал на щипцах, – сказала о смешном Мэллит, – а я не могла их найти. Он долго кричал и уснул, но проснулся, когда ты приблизилась.
– Кошки хорошо слышат…