Ветер из рая

– А есть ли удобства? – громко вопросила Римка.

Немая указала в сторону огорода – там возвышались два скворечника. Поманила, продемонстрировала: бак над душем сменили на электрический водонагреватель.

«Пять тысяч в день», – написал я у женщины в блокноте.

Она отрицательно замотала головой и вывела: «Это очень много. Давайте три».

В конце концов, сошлись на четырех, и то был, наверное, первый случай в моей практике, когда продавец играл на понижение цены, а не наоборот.

– А где вы сами будете жить? – спросил я из вежливости и любопытства.

Она написала: «У родителей. У них квартира».

– А если нам неожиданно придется уехать?

Она вывела: «Закроете все. Ключи положите под половик».

Я отдал женщине деньги за неделю вперед, для ровного счета тридцать тысяч.

Она выдала мне связку ключей: от домика, от калитки, от сарая, где хранились дрова, и даже от летнего душа.

Мы с Римкой вошли в дом и стали устраиваться. Она выбрала комнатенку, которую всю занимала тахта и большая русская печь. Я в большой комнате возлег на никелированную кровать с шарами.

– В какомтаком эйрбиэнби ты нашел сие пристанище? –  съехидничала моя спутница.

– Зато не надо никому своих данных оставлять.

– Ну да, в семизвездных отелях именно так принято. Ладно, сойдет для сельской местности. Только душ принимать придется среди дня, а не утром или вечером, как я привыкла, – а то совсем задубеешь в этой деревянной будке.

Наше обживание жилья напомнило мне, как мы с ней налаживали совместный быт сто лет назад, в две тысячи десятом (кажется) году, вернувшись из ослепительного совместного путешествия по Европе.

Разница заключалась лишь в том, что теперь мы не были парой.

И не были друг в друга влюблены.

* * *

Я оставил Римку на месте: принять душ, отдохнутьпоспать.

А сам отправился в местную ментовку подать заявление об исчезновении отца.

На прощание моя помощница высказалась:

– Ведь твой папаня – американский гражданин?

– Да, а что?

– Так позвони в американское посольство, пусть штатники займутся его высвобождением. Пришлют в Суджукскую бухту авианосец.

– Хахаха, как смешно.

– Прости, шутка за триста. Вероятно, не прошла.

С момента, когда имелись болееменее известные данные об отце – свидетельства о его свидании во Владике с той самой Диной Альбертовной и использованный авиабилет Владивосток – Новосибирск – Сочи, – прошло больше трех суток. Заявление о розыске должны принять.

Я не стал, разумеется, ничего говорить о раскопанных мною данных о его машине, взятой напрокат в аэропорту Адлера, и о том, что запеленговал его телефоны на окраине Суджука. И о том, что симки и батарейки из них ктото вытащил, а сам мобильник (повидимому) вышвырнул в море. Скажешь о таком – вопросов не оберешься, откуда узнал, а по новым законам и уголовку против меня можно возбудить.

Заявление у меня приняли после страшной волокиты. Сто раз в разной форме выспрашивая, на каком основании я полагаю, что американский гражданин с русской фамилией вдруг оказался в этом богохранимом граде на берегу Черного моря. И почему, спрашивается, если я его сын, у меня фамилия Синичкин, а у него – Зверев? И даже согласно паспорту Zverev? Я понимал их: зачем им очередное разыскное дело? Новая забота и головная боль? Я сам был таким то короткое время, пока не сорвался из милиции в свободное плавание.

Когда я через три часа вернулся в домик, спутница моя безмятежно спала, надвинув на глаза маску для сна – и я сразу пожалел, что не додумался купить себе такую. Карнизы и шторы в домике были советского образца, и южное солнце нещадно простреливало ветхую ткань.

Я решил не будить Римку. В конце концов, отец – мой и путешествует она сугубо по своей воле, а не ради поисков.

Мне хватило, например, что она выполнила мою просьбу (которую я высказывал на подъезде к курортному городку) и продемонстрировала панорамы, снятые неподалеку от точки, где в последний раз «Зверев» выходил в сеть. Конкретно в том самом месте никто никаких фото для электронных карт не снимал. Имелись лишь близкие, на расстоянии метров стаста пятидесяти: трасса, идущая со стороны Сочи, поворот к городу и громадная бетонная стела с надписью: СУДЖУК.

Я уселся в «бэху» и через пятнадцать минут оказался там. Поставил свой лимузин на единственном имевшемся в округе стихийном месте для парковки.

Никаких брошенных авто здесь не наблюдалось, поэтому у меня сохранялась надежда: отец своими ногами дошел до машины и сам кудато уехал.

Я сориентировался по карте и пошел сквозь кустарник в сторону, где в последний раз отцовская мобила обменивалась сигналами с сотовыми вышками – а потом прекратила это делать по причине лишения симки и батарейки. Колючки немилосердно впивались мне в одежу, как бы желая, чтобы ветви задушили меня в своих объятиях и оставили здесь навеки. Коегде кусты оказались примяты – да сильно. Казалось бы, ничего удивительного, ведь три дня назад именно здесь, наверное, шел мой отец. Но вряд ли они бы настолько приклонились после того, как тут прошел одинединственный чел. По его следу шли еще двое.

Я сверялся с картой в телефоне и, судя по ней, приближался к искомой точке.