С другой стороны, эта прогулка ненадолго перенесла его в те дни, когда они ещё не были женаты. Он вспоминал, как они танцевали на свадьбе Генриха и Кристины — сдержанно, едва касаясь друг друга, — как гуляли вместе по этому же лесу, только куда ближе к замку, под присмотром стражи на стенах и старой наставницы Софии, монахини, которая жила в Даррендорфе на правах старшей няни. Они так же, как и сейчас, разговаривали о книгах, едва заметно улыбались друг другу и взаимно смущались… Это было странно — раньше Хельмут смущения не испытывал, казалось, никогда. Но при виде своей невесты он попросту не мог оставаться прежним. Она изменила его — глупо это отрицать.
Пресловутая буря и правда началась, когда София вдруг замолчала, поняв, что он почти не слушает, и внимательно взглянула на него. Но без строгости, укора и обиды. Её взгляд был несколько замутнённым, будто девушка опьянела, хотя Хельмут мог поклясться, что за завтраком они пили только молоко.
В следующий момент София поднялась на цыпочки и прижалась к его губам своими. Она целовала его так, как не целовала уже давно, и это ему безумно понравилось. Разум заволокла какая-то странная пелена, мир вокруг постепенно исчезал, и вся суть мирозданья сосредоточилась в этой прекрасной рыжей женщине, которая сейчас самозабвенно целовала его, изучала ладонями уже и так вдоль и поперёк изученное тело и пыталась дотянуться до завязок на фиолетовом плаще.
Когда Софии наконец удалось расшнуровать завязки и плащ, ничем не сдерживаемый, упал к его ногам, Хельмут отстранился и хрипло спросил:
— Что, прямо… прямо здесь?
— А ты хочешь потерпеть до дома? — усмехнулась София, кивнув на далёкие, едва заметные башни Даррендорфа.
Он взглянул на неё, коварно усмехающуюся — наверняка она затеяла всю эту прогулку только ради того, чтобы сейчас склонить его к уединённой близости. Не то чтобы Хельмут был против… Он покачал головой, обхватывая её талию и сильнее прижимая к себе. Ещё никогда она не казалась ему столь желанной, столь нежной и прекрасной, особенно в этой дорожной одежде — высоких сапогах, зелёном, выгодно облегающим её талию и грудь котарди, — с заплетённой густой косой длиной до самых ягодиц, затянутых в коричневую ткань штанов, с этим опьянённым страстью взглядом… Или казалась — неважно. Он не помнил о прошлом в тот момент.
Через пару седмиц Софию внезапно затошнило. Потом она ненавязчиво сообщила, что кровь слишком уж задерживается. И только тогда замковый лекарь Даррендорфа, ошеломлённый и растерянный, окончательно утвердил: да, баронесса беременна.
Хельмут был поражён и обескуражен, но в то же время — безмерно рад. Не верилось, что у них наконец-то получилось. Это божье чудо, не иначе. Или, может, всё дело в том, что они зачали ребёнка в лесу, на расстеленном поверх влажной травы плаще, под бесконечными кронами деревьев, слушая журчанье хрустального ручейка?
Впрочем, неважно. Важно то, что у них наконец получилось. Пока ещё не было ничего точно известно, но лекарь предсказывал девочку из-за какого-то расположения звёзд… Они подобрали имена для обоих исходов: если мальчик — Эрнест, а если девочка — Арабелла. Арабелла Штольц — красиво ведь звучит.
Беременность жены проходила легко, она чувствовала себя прекрасно, по её словам, никакой слабости, тошноты и бесконечной усталости почти не ощущала. Они даже съездили в Штольц, и поездка прошла более чем благополучно. Но рожать София решила дома, в Даррендорфе. И Хельмут поддержал её, потому что поддерживал всегда, во всех решениях. Во время её беременности он заботился о ней как мог, проводил с ней каждую минуту своей жизни и чувствовал, что любит её как никогда, и их ещё не родившегося ребёнка — тоже.
И тем болезненнее, тяжелее вспоминалось ему то, что было дальше.
Беременность прошла прекрасно, а вот роды… Хельмут в жизни бы не подумал, что появление на свет нового человека происходит так. Нет, он знал, что это больно, тяжело, что может быть кровь, но… И он, он сам тоже родился так? И Хельга?
Это его пугало, но он ни на секунду не оставил Софию в те сложные часы. Сидел рядом с ней и держал за руку, пока она кричала, плакала и мучилась. На это было невыносимо смотреть, но он смотрел. Он не мог её оставить. И он должен видеть их ребёнка, когда тот родится.
Ребёнок родился часов через десять после начала схваток. И всё это время Хельмут сидел рядом с женой. Было раннее утро, первые блики зари пробрались в комнату, и вместе с этим настала заря жизни для их сына — Эрнеста, как они и хотели. Мальчик был большой, по словам лекаря, абсолютно здоровый… Хельмут с облегчением улыбнулся. Но когда он взглянул на Софию, его улыбка мигом пропала.
Эрнеста забрала Хельга, уйдя с ним в соседнюю комнату, а с Софией остались только лекарь и Хельмут, хотя его вежливо попросили удалиться. Но он остался. Если ей настолько плохо, что она даже не смогла взять на руки своего сына… Не смогла даже голову поднять, чтобы взглянуть на него… Как оставить её одну — лицом к лицу со смертью?