Ветер, кровь и серебро (СИ)

— Так, хорошо, — кивнул он. — Только ноги должны быть на ширине плеч, и левую чуть вперёд. Левая рука — строго выпрямлена и перпендикулярна туловищу… — Он положил ладонь на её плечо, помогая поставить руку в нужное положение. — Теперь правая. Попробуй пока без стрелы… — Кристина натянула тетиву, задержав кисть где-то возле щеки. Тогда Хельмут, осторожно сжав запястье, заставил её чуть опустить руку. — Возле челюсти, не выше, — сказал он. — Локоть идёт по прямой, как бы являясь продолжением самой стрелы. Кстати… Можешь пока отпустить.

Пока он выдёргивал стрелы из мишени, Кристина повела довольно уставшими плечами — лук у Хельмута был тугой, и долго держать тетиву натянутой было сложно. Но это ничего, может, в оружейной Эори найдётся лук, который подойдёт ей больше.

Вернувшись, Хельмут поправил свой тёмно-пурпурного цвета плащ и протянул ей одну стрелу:

— Накладывай.

Кристина наложила, выпрямилась, вытянула левую руку — как он сказал, перпендикулярно туловищу, правой натянула тетиву — к челюсти, как и было велено.

— Не напрягайся, не стискивай зубы, — посоветовал он. — Чем расслабленнее ты будешь, тем легче и точнее получится выстрел. Теперь о выстреле. — Хельмут снова коснулся её пальцев, сжимавших стрелу. — Когда решишь, что пора отпускать стрелу, просто выпрями пальцы. Всей рукой ничего делать не надо, особенно как бы посылать ею стрелу вперёд, иначе она у тебя попросту до цели не долетит.

— Я поняла, — кивнула Кристина.

— Ну, тогда давай.

Хельмут чуть отошёл за её спину, а она выдохнула и отпустила стрелу.

Стрела вонзилась в верхний правый край мишени, но и это уже было хорошим результатом для первого выстрела. Кроме того, пока она не ставила себе целью попасть точно в центр. Главное — технику отработать.

Во время выстрела тетива со смачным хлопком больно ударила её по сгибу локтя, и от этого удара не спасла даже плотная ткань чёрной рубашки. Кристина, скрежетнув зубами, выругалась. Наверняка синяк останется…

Хельмут рассмеялся.

— Надо было левую руку чуть-чуть согнуть, — заявил он, перебросив одну стрелу из руки в руку. — Тогда бы тетива не попала по ней.

— А что ты сразу не сказал? — прошипела Кристина, потирая ушибленное место.

— Ну, забыл… — пожал он плечами, не прекращая смеяться.

И тогда Кристина тоже рассмеялась.

Так и проходили долгие летние дни — в подготовке к войне. Собирались припасы, всем вассалам был дан приказ находиться в полной боевой готовности, делалось новое оружие и доспехи… В восьмой день месяца лиеписа [15] Хельмут встретил своё тридцатипятилетие, а на следующий день Кристина приказала в замковом храме служить большую торжественную панихиду памяти леди Лилиан, своей матери. Она умерла ровно двадцать лет назад, в такой же летний день, холодный и дождливый.

Её унесла чахотка — и это всё, что знала Кристина о смерти матери. Она плохо помнила день похорон, потому что ещё в детстве предпочла забыть его — для её детской души это было слишком больно, страшно и угнетающе. Она помнила лишь то, как они с отцом стояли над ещё не закрытым саркофагом в тёмном склепе, лорд Джеймс обнимал дочь дрожащими руками, пытаясь утешить и будучи неутешным сам, а она рыдала, рыдала, рыдала…

И даже спустя двадцать лет Кристине было нелегко это вспоминать. Но она только сейчас поняла, что леди Лилиан в момент смерти было всего двадцать девять… прямо как ей самой сейчас…

Между тем уже приближался день зажинок — начало жатвы, которое в народе сопровождалось особыми обрядами. Кристине всегда интересно было наблюдать за ними, хотя сама она, конечно, участия в них не принимала. Зато Хельмут рассказывал, что его сестра с радостью разъезжала по окрестностям, срезая первые колосья, да и многие дворянки так делали, кажется… Кристина не делала — и без неё прекрасно справлялись. Иногда она просто приезжала к полям проследить, как продвигается дело.

Столько разных песен пелось в день зажинок, столько интересных действий совершалось: и опоясание первыми срезанными колосьями, сродни одному из черт обряда посвящения в рыцари, и хороводы вокруг первого снопа, наряженного лентами и цветами, и жертва Богу — первые колоски, которые обязательно относили в церкви. Незамужние девушки в день зажинок одевались в хоть и простые, но всё же красивые белые одежды, а замужние женщины покрывали головы красными платками, перевязывали косы лентами. Все они среди золотых колосьев и бутончиков синих васильков выглядели просто чудесно.

Иногда Кристине очень хотелось присоединиться к ним, но пока у неё не было такой возможности, и каждый раз зажинки проходили без неё.

В деревнях, наверное, праздники зажинок были ярче и веселее, как и в Шингстене, сохранившем множество древних традиций, но здесь, в окрестностях Нижнего города, в первый день всё и заканчивалось. С полей ещё нужно было до города дойти, поэтому женщины старались не задерживаться, и всё проходило достаточно быстро. И со следующего дня работы проходили уже без песен и танцев, без праздничных одежд: всё-таки жатва — тяжёлый труд.