— Наши отношения с Хинатой вовсе не были такими теплыми каких-то четыре года назад. Заботиться о ней было моим личным решением, вызванным не распоряжениями Главной семьи, а собственным желанием и чувством вины. Однажды я повел себя с ней как негодяй и едва не убил ее, — в его глазах блеснула злость на самого себя за то, что в его прошлом есть такое позорное пятно.
— Я не верю, Неджи, что ты мог вести себя, как негодяй, — спокойно ответила Кенара и выдержала его взгляд, доказывая свою правоту.
— Тем не менее, это так, — горько усмехнулся Неджи, отводя глаза. — Я тогда ненавидел Главную семью и считал дядю Хияши повинным в смерти моего отца. К тому же, я был недоволен закосневшими традициями клана, согласно которым слабой Хинате предстояло со временем стать Главой, а мне, гению Хьюга, оставалось лишь посвятить свою жизнь служению ее семье. Мне нестерпимо было думать, что моя воля подчинена одним лишь интересам клана. Примерно за два года до твоего появления в Конохе у нас проводился экзамен на чунина, на котором мне предстояло сразиться с собственной двоюродной сестрой. Я решил жестоко избить Хинату на глазах у ее отца, чтобы показать всю глупость традиций и слабость Главной семьи. Хината и в самом деле была слаба, я мог бить ее, как куклу, но она каждый раз поднималась и продолжала сражаться, хотя я сам предлагал ей сдаться. Я видел насквозь ее мысли и техники. Но и она была не слепа. В конце Хината сказала, что видит мои страдания. Меня взбесило, что она жалеет меня, сама такая жалкая… и я попытался убить ее, но мне помешали, — Неджи казался спокойным, но глаза его как будто потемнели. — Ну вот, я рассказал тебе. Ты должна знать, что я за человек, прежде чем разбрасываться словами о дружбе.
У Кенары мурашки побежали по телу, когда перед ее глазами встала эта картина: хладнокровный Неджи избивает беззащитную перед его мастерством Хинату. «Ты был всего лишь озлобленным ребенком», — подумала она с сожалением. Теперь ей яснее представлялись отношения между дядей и племянником.
— Что заставило тебя измениться? — спросила Кенара.
— Один человек по имени Узумаки Наруто, с которым я дрался позднее. Мы поспорили по поводу неизменности человеческой судьбы. Я считал себя гением, а его — неудачником, и был уверен, что никогда мы не поменяемся местами. Наруто перехитрил меня и одержал победу, доказав, что судьба человека находится в его собственных руках и многое зависит от веры в самого себя, — Неджи улыбнулся этим воспоминаниям. — Вскоре я получил письмо моего отца, которое должно было храниться в тайне до моего совершеннолетия. Хияши-сама посчитал необходимым отдать его мне раньше. Никто не был виноват в смерти отца — это было его решением. Он пожертвовал собой ради брата, но не по требованию клана, а по собственной воле. Тогда я понял, что хочу искупить вину перед сестрой и заботиться о ней. Хината не выдающийся шиноби, но она хороший человек и нуждается в защите. Может быть, забота о ней — лучшее, что я сделал в жизни. И я уже не так высокомерен, как раньше.
«Разве что самую малость», — подумала Кенара.
— Трудно быть скромным, обладая выдающимися способностями, — вслух сказала она.
Неджи взглянул на нее и понял, что она не стала меньше его уважать. Это не было слепым оправданием, скорее, пережитое им было в чем-то созвучно прошлому самой Кенары. Он сказал:
— Тебе это удается. Ты очень сдержанно относишься к тому, что у других вызвало бы восхищение. Ты строга к себе.
— Мои тетя и сестра не согласились бы с тобой ни на счет скромности, ни на счет выдающихся способностей или строгости к себе. Я плохо обращалась с ними, больше всего на свете хотела, чтобы они оставили меня в покое. И они оставили меня, — Кенара помолчала. — Боюсь, я тоже не могу назвать себя хорошим человеком. Меня иногда мучают приступы дурного настроения и я холодна с людьми. Высокомерие… да, отчасти мне это знакомо.
— Твоя дружба с Тен-Тен говорит об обратном, — заметил Неджи.
Кенара вспомнила, что говорила по этому поводу Дэйка, и почувствовала необходимость опровергнуть ее слова о горячем сердце и множественных привязанностях.
— Это эгоистическое желание быть нужным, когда у тебя никого нет, — ответила она. — Когда обрываются все связи с людьми и домом, ты как будто летишь в пропасть, потеряв опору, несешься навстречу смерти. Жизнь, лишенная смысла, убегает быстрее, чем песок сквозь пальцы. Наверное, это часть инстинкта выживания — пытаться обрести новые связи с людьми, привязать себя к жизни.
Неджи смотрел на нее так долго, что она покраснела и отвела взгляд. Образ стал живым человеком, близким ему по духу. Он не понимал, почему Кенара краснеет, и ему не нравилось, что она смотрит в сторону. Казалось, в ее глазах вот-вот мелькнет что-то, о чем она не договорила, и он узрит еще не открывшиеся ему части ее души. Однако разве сейчас подходящее время для таких откровений? Интуиция подсказывала Неджи, что однажды Кенара сама расскажет о том, что сейчас пытается скрыть.