Ветер моих фантазий (СИ)

Но… блин, а он убедительно прикидывается пай мальчиком. Уу, артист! Не видела бы его раньше, так бы и купилась, сочла бы его розыгрыш за чистую монету. Но маме он показался вежливым и дружелюбным мальчиком и, очевидно понравился. А еще она заподозрила, что он почти ни хрена не понимает из ее быстрой долгой речи. Или что смущается, но все же добрый и дружелюбный. И бодро послала меня показать ему мою комнату.

Из огня да в полымя. Из одних сомнительных лап в другие. Разве что с презентом в утешение. Хотя и красивым. Потому что этот блокнот очень-очень милый. Надеюсь, мне хоть немного им попользоваться позволят? Потому как если я помру или озверею, не приложив к этой красоте лапки с гелевой ручкой, черной лучше, то точно призраком стану после смерти. И тогда я этих злобных инопланетян доведууу, застраашаю. Будут знать, как дарить писателю шикарный блокнот, но не дать им воспользоваться, покуда сей бумагомаратель живой! Хотя, что ж я? Если лапки мои до блокнота все же дотянуться, я к нему использую самый парадный из моих шрифтов, для заполнения дорогих открыток и этикеток еще более дорогих подарочных пакетов.

В общем, обнимая блокнот и надеясь, что там нету камеры слежения, я потопала провожать Ки Ра в мою комнату. Ай, да даже если есть там камера слежения, пофиг! Он такой лапочка. Блокнот, а не кореец. Ой, кстати, мама отпустила нас сидеть в моей комнате одних? Или все-таки, уже не моя мать и они заодно?

Оказавшись в моей комнате со мной наедине, да за прикрытой дверью, Ки Ра рожицу скорчил. И я случайно вдруг рассмеялась. Нет, он что-то похож на себя натурального.

Посидели, поговорили. Я пристроилась на стул за столом, а Ки Ра — на мой диван, поверх одеяла. Покрывало-то застелить я не додумалась и не успела. Но его не смущало. Увидел, что кроме стула и пола сидеть не на чем и прямо на мою постель сел. Без комплексов, в общем.

— Я сделал плохую вещь? — запоздало сообразил наглый гость, проследив за моим потрясенным взглядом и что-то кратко в мозгах проанализировав.

— Уже поздно! — вздохнула, — Ты уже сел.

И как-то невежливо с моей стороны. Хотя он первым начал.

— Я извиняюсь, — а вот эту фразу сказал безо всякого акцента.

На меня посмотрев, добавил серьезно:

— Этот фраза часто слышал. Когда русский люди меня доставали.

Спросила, нахмурившись:

— А ты их, что ли, бил?

— Они иначе не понимали, — парень ухмыльнулся, — Они говорил, что я не понимаю.

— Ты их бил — и они начинали понимать?

— Да. Бил. Они после начинали понимать, — он руки в стороны развел, — Все.

Эта прямота и признание в своей грубости меня напрягали. Хотя и подкупала его честность чем-то.

— Так ты с милицией русской познакомишься.

— Был, — впрочем, сказал это тихо, опасаясь ушей мамы и вреда моей репутации, — Три раза.

— И как?..

— Скучно, — Ки Ра вздохнул. И упал спиною на постель, а ноги оставил на полу, широко расставив, — Грязно.

Пригрозила, хотя и не веря в пользу сего сомнительного мероприятия:

— Тебя из России выгонят. Или в тюрьме запрут.

— Не могут, — отозвался он уныло, — У меня богатый папа.

Мрачно спросила, но, впрочем, тихо, ибо разговор был весьма провокационный — и счастье, что между моей комнатой и родителей, есть еще комната бабушки с дедушкой, которые сейчас как раз где-то гуляют:

— Думаешь, все можно купить?

— Нет, — отозвался он спокойно, продолжая валяться. Теперь и руки под голову заложил, видимо, надолго собирался разлеживаться на моей постели, — Я не глупый парень. Я понимаю, что деньги — не все. Не все можно купить с деньги.

— Даже странно, — задумчиво на стуле крутанулась, потом опять обернулась к нему. Попыталась облокотиться локтем об стол, голову ладонью подпереть, но вскрикнула, ибо пыталась сделать со стороны раны.

Ки Ра сразу сел. Спросил сочувственно:

— Больно?

— Да, — вздохнула, — Завтра к врачу схожу.

— Сегодня иди.

— Поликлиника уже не принимает. Мама смотрела. А в больницу боюсь — это надолго. Если опасное найдут, а я еще и прямо к ним пришла… Мерзко! Я когда-то руку ломала. В больнице противно быть.

— Я знаю, — сказал Ки Ра.

— И ты в больнице был?

Кореец какое-то время рассматривал рисунок на обоях, потом признался:

— Был.

— А отчего?

Тут он ответил сразу и в своей манере:

— Не хочу говорить. О больнице.

И, кажется, раз не хочет, так и хрен сделает.

— Ладно, — грустно улыбнулась, — Твое право не говорить.

А он вдруг улыбнулся и сказал:

— Спасибо.

И улыбнулся не так, как обычно, на людях. По-доброму так улыбнулся. Видела бы его только сейчас, и не подумала, что он хам, а еще и любит подраться. Но я его и другим видела.

Растерянно спросила:

— За что?

— Ты не просишь: рассказывай.

Улыбнувшись, сказала:

— Ты разве расскажешь, если не хочешь?

Парень засмеялся. Громко и весело. Чистый смех. Не грубый. Не резкий. Не нервный. Спокойный даже.

Мы какое-то время задумчиво разглядывали друг друга. Но сейчас это почему-то не напрягало. Как-то уютно было даже. Хотя вроде я и малознакомый парень в моей комнате наедине.

— Ты не интересно, что мой отец богатый? — спросил вдруг Ки Ра, чуть склонив голову, но внимательно смотря на меня.