Ветер моих фантазий (СИ)

— Нет, — кореец упрямо мотнул головой.

— Но ты пришел меня навестить, подарок принес!

— Я редко добрый, — мрачная улыбка.

Хотя я почему-то ему не поверила. Просто не хотелось верить. Мне он почему-то понравился. Не знаю пока, до какой степени понравился.

Мы какое-то время без смущения пялились друг на друга. Он потом серьезно спросил:

— Какой твой хобби?

Проворчала:

— Не спрашивай. Не надо вежливых вопросов.

— Интересно. Правда, — возразил парень серьезно, — Интересно, что любит настоящий девушка.

Помолчав, сказала, что люблю сочинять истории.

— Людям давать смотреть?

— Да, отчасти.

— Страшно?

— Да, местами. Особенно, в начале.

— Я знаю.

Он развалился опять на диване. Мы какое-то время молчали. Но, кажется, нас обоих это молчание не напрягало. Как и факт занимания одного двухспального дивана на двоих.

Правда, потом Ки Ра вдруг молча встал и молча вышел из комнаты. И даже не к ванной и уборной. К выходу.

Я слегка обалдела от такого поворота. Вот так, молча, без прощания? Слегка, потому что отчасти уже привыкла к его странным выходкам.

Парень вернулся со своим рюкзаком. Все-таки вернулся, да? А рюкзак зачем принес в комнату? Почему сначала вошел без рюкзака? Ой, он все-таки пришелец? Типа, втирался в доверие, а потом… что потом?!

Но он всего лишь достал из рюкзака мой блокнот. Тот самый, потерянный. Ли просто похожий? И мне протянул. Я вцепилась в эту вещь, торопливо притянула к себе, раскрыла, пролистала. Мой… Мой!

Глаза на него подняла счастливые.

— Я на дороге нашел.

— Так, я с тобой столкнулась?

Разглядела его, будто видела впервые. Но, нет, вроде он. Или не он? Я того азиата молодого плохо помню. Мы слишком быстро разошлись. Но мой блокнот нашелся! Мое сокровище нашлось! И мне сегодня еще новый подарили! Красивый! И Лерка недавно милый блокнот подарила. Хотя я ее ненавижу, она милая. Но…

— Тебе мой адрес Лий сказал? Ну, Виталий?

Ки Ра засмеялся, потом ладонью похлопал по обложке блокнота, лежащего на моей ладони:

— Там адрес написан.

Ой, блин! И верно!

— Вот я лопухнулась!

Он смысла не понял, судя по краткой растерянности. Нет, смысл, кажется, угадал, вот, опять ухмыльнулся.

На порыве чувств вдруг отложила заветный блокнот, потянулась к парню и крепко обняла его. Он растерянно замер. А, кстати, мускулистые плечи у него, если на ощупь.

Тут дверь некстати открылась и нас застукала мама, пришедшая с подносом с чаем и салатницей поверх двух пустых тарелок. У-у, блин! Такая сцена! Как в кино. Только меня почему-то эта пикантная ситуация в жизни не обрадовала.

— Вы бы это… — смущенно начала мама, потом прошла в комнату, с грохотом поднос на мой стол поставила, — Вы бы не сразу. И не на моих глазах.

— Я уже должен жениться? — спокойно уточнил наглый гость.

В него полетела подушка от меня и смятая салфетка от мамы. Но я со стоном шлепнулась на кровать, как раз на раненный бок. Закричала. И маме стало не до убивания Ки Ра. И не до воспитания.

Они вдвоем суматошно бегали вокруг меня, пока я вопила. Мама то к телефону кинулась — скорую звать — то ко мне. Ки Ра, правда, опомнился в разы быстрее. Осторожно, но твердо подхватил меня сильными руками, усадил к подушке. Встал, забрал телефон у мамы. В отличие от нее, номер он помнил. И судя по маминому резкому успокоению, тот самый, русской скорой помощи. Правда, я вспомнила во всех красках, как месяц куковала в больнице со сломанной рукой в детстве и мне до того гадко стало, что взмолилась пока повременить. Минут двадцать они сидели на кровати, рядом, и бдительно на меня смотрели. Вроде боль стихла. Да, рубашка закровавилась, но боль явно была от резких движений. И новых приступов боли не было. И вообще, сидеть в роли бедного умирающего мне не понравилось. Поэтому запросила салата, который она принесла. Или гостя угостить хотя бы.

Мне не разрешили, а то мало ли чего, но гостю наложили полную тарелку. Мама торопливо ушла перекапывать домашнюю аптечку. Я с тоской покосилась на тарелку в руках гостя. Салат крабовый. То есть, из крабовых палочек, при изготовлении которых не пострадало ни единого краба. С рисом варенным, кукурузой консервированной, луком репчатым, майонезиком. Слюну сглотнула.

Ки Ра покосился на притворенную мамой дверь. Вдруг сел у изголовья, наполнил ложку и к моему рту протянул. Я рот открыла — он ложку убрал торопливо. Нахмурилась, а он грозно сказал:

— Поклянись сначала, что ты не умирай.

Засмеялась. И поморщилась от боли.

Он взял и сожрал сам. Тут я уже от досады нахмурилась. Но, впрочем, парень опять покосился на закрытую дверь и, вновь наполнив ложку, сунул уже мне.

Ложек пять я стрескала, пока мама возилась на кухне и в комнате бабушки с дедушкой. Он так мило заботился обо мне, с ложки кормил. Не то, чтобы роль бедного умирающего крута, но было в его заботе что-то трогательное, тем более, что это обо мне вздумал заботиться сам Ки Ра.

Заканючила:

— Ты же добрый. Дай еще.

— Я злой парень, — ответил он серьезно — и подло слопал еще ложки три салата сам, потом строго на меня взглянул, — Если опять боль будет?

Ну, может…