Мужчина поднял верхний отросток. И… это называется посмотрел?.. Туда, где был он?..
— Душа уже уходит! — сердито сказал мужчина, — Она уже начинает разлагаться!
И что-то к нему, застрявшему над ним, протянул.
Яркое… мучительное… Новая боль…
В воздухе проявился крохотный голубоватый комочек. Он в луче, направленном на него из кристалла мужчины, стал искривляться, дергаться.
Он, внутренний, выдернутый наружу… ему было страшно и больно! Его трясли! Тянули в разные стороны… сжимали… разжимали…
Он бы закричал тогда, страшно! Но у него тогда не было голоса…
Но что-то случилось вокруг. Будто воздух заколебался вокруг тусклого маленького голубого комка. Будто волны-круги по воздуху разошлись. И от прикосновения одного из них робота разнесло на куски. А мужчина-человек скрючился, сжимая рубашку над сердцем, от внезапной боли. Но, впрочем, быстро спохватившись, опять направил свой кристалл на упрямый голубоватый комок…
Боль…
Темнота…
На пол падал диковинный кристалл, отчасти как застывшее золото, отчасти, как темный кристалл. Разные части, слившиеся воедино. Завораживающе красивые.
Мужчина рванулся за ним и поймал, упав на пол и разбивая лицо и нос.
Потом сел, разжимая пальцы.
— Проявленное артэа… мелковато… — задумчиво рассмотрел, — Но, впрочем, пригодится.
Покосился на распростертую неподвижную жену.
И виновато вдруг сказал:
— Прости, Каньян. Ты мне дороже. Ты будешь жить. У нас будут другие сыновья.
Хритар успел заметить на расчлененном теле плода, что там был уже сын.
***
Он, внутренний, отчаянно бился в стенки нового помещения, в которое его запихнули. Тесного… холодного…
Он снова был один. Такой слабый. Беспомощный. И снова ничего не понимал. Он… стал другим?.. Но почему?.. Зачем?..
***
Ее кожа и одежда горели. Ее распахнутые глаза были рядом с ним. Он видел их, пока еще волосы несколько мгновений спасали их глаза и взгляды от лавы и последнего проблеска боли и сознания. Они падали…
***
Было холодно. Темно и холодно. Он долго был в темнице. Слишком долго.
Это было страшно. Отсюда было не вырваться.
Хотя иногда приходили люди — и становилось светло. Но свет искусственных светильников не грел. Только пугал. И кого-то с темницей уносили. А кто-то рассыпался вместе со своей темницей в пыль.
Это было также страшно, как и лезвия, разрезающие тело. Тело… он уже начал забывать те ощущения. Ту мать. Тот внутренний уютный мир, где он и мать были вдвоем, вместе… Хотя боль осталась. Когда их связь разрезали. Когда его маленькое тело разрезали на куски. О, как это было больно! И ту боль он еще помнил.
И бессилье. Бессилье преследовало его.
И так часто хотелось рассыпаться! Ведь кому-то из них удавалось рассыпаться вместе с их холодной тесной тюрьмой! Для тех, кто рассыпался, ничего не было. Сознание меркло насовсем. И их больше не было.
А он и другие несколько еще были. Зачем?.. Зачем им не дали уйти от их растерзанных тел?..
***
Однажды вошел мужчина. Тот самый мужчина. Он его почему-то сразу узнал. Сегодня тот человек выглядел еще более несчастным. И почему-то ему, запертому, от этого даже стало радостно. Эта мелкая радость — единственное, что у него было хорошее за время долгого плена. Плена… Время… Что такое время?..
«О, нет!» — вскричали рядом.
И он впервые узнал, что у его соседей есть голоса. Хотя вошедший человек их не слышал. Только нахмурился, от внезапной боли в сердце.
«Только не это!» — вопили с другой стороны.
«А что будет?» — спросил Он.
Вот эти, другие пленники, они его слышали! И он мог говорить с ними! Мог с кем-то говорить! И кто-то еще знал, что он существует! Он… еще существует?.. Но зачем?..
«Они нас используют, — пояснили с верхнего ряда, — Так я понял. Они отбирают часть нашего сознания и заставляют слушаться кого-то из них. И дают нам тело. Похожее на них»
«Так это… хорошо?..» — кажется, Он обрадовался.
«Нет! — возмутился тот, напуганный, — Я там уже был. У них в плену. Я не сразу выбрался. Я шел между звезд… Ты когда-нибудь видел звезды?..»
«Я не знаю, что это такое» — признался Он.
«А я раз их увидел. Потом опять мог родиться, но…»
«Родиться? А что это такое?»
«Это когда мы появляемся внутри женщин, наших матерей. А потом выходим наружу. Но иначе. И у нас тела растут. И мы становимся как они. Как вот этот, который вошел. Как человек. Потом живем. Жить — это так прекрасно! Это столько вкусов, форм и ощущений! — чуть помолчал общительный пленник, но потом грустно сказал: — А, ты же еще не рождался по-нормальному. Ты не знаешь, каково это: жить, когда делаешь, что хочешь и не служишь другим. Когда у тебя вся твоя воля. И ты не игрушка в чьих-то руках, а целый человек!»
«А что такое игрушка?..»
Другие загомонили, проснувшись в своих темницах:
«Так что там?!»
«Что?!»
А человек, выпрямившись, медленно шел между рядов, внимательно вглядываясь в кристаллы-артэа и надписи на табличках под ними.
Несколько артэа рассыпались. Вместе с одной полкой.
«Слабые» — грустно отметил Знающий.
«Что с ними будет?» — спросил Он.