Ветер над сопками

Сердце бешено колотилось в груди лейтенанта, пульс бил по вискам, а голову затуманило не то от волнения, не то от страха. От Алексея требовалось конкретное, быстрое и четкое решение. Приказ, от которого зависели и жизни его солдат и, возможно, участь всей заставы. Немцам оставалось до позиций пограничников километра два, не больше. Учитывая скорость их шага, это расстояние заняло бы у них минут сорок. Но сколько их? Речкин успел прикинуть, что гораздо больше роты, при этом конца их вытянутой цепочки он не разглядел, а там вполне может быть и батальон, и целый полк. Против них два пулемета, дюжина бойцов даже не в счет! Возьмут в кольцо и закидают пулеметные расчеты гранатами в считаные минуты!

«Отступать! Немедленно, сию же минуту! Куда? Пока на дорогу к полуостровам Средний и Рыбачий, дальше – по ситуации!» – воспаленно лихорадило в мозгу Алексея, пока он проносился по исхоженному своими ногами вдоль и поперек участку обороны заставы.

Бойцы пулеметного расчета высоты 232,0, увидев приближающегося к ним помначзаставы, вскочили с насиженных мест, чтобы доложить командиру, но тот остановил их резким махом руки.

– Куда повскакивали, черти?! – сквозь сбившееся дыхание пробормотал Речкин. – Гостей видали?

– Видали… – взволнованно затряс головой старший номер расчета.

– Да сколько ж их?! – изумленно и испуганно натянул брови на лоб второй номер расчета, не отрывая глаз от извилистой серой змейки вдали.

– Значит, так, ребятки… – вытирая тыльной стороной ладони пот из-под козырька фуражки, распорядительно пробасил пересохшим голосом Речкин. – Забираете пулемет и мухой на высоту 263,9! Старайтесь не высовываться! Держитесь берега Килаярви! Я пока соберу хлопчиков по пути. И даже если вас обнаружат и начнут стрелять, один хрен, огонь не открывать! Уяснили?

Бойцы, как дрессированные, дружно закивали. В глазах их читалось, что именно на такой приказ они и надеялись. Несколько посветлев лицами, приободренные этим приказом, они без промедлений принялись сворачивать свои шинели, подостланные на землю возле пулемета.

Стараясь не терять ни минуты, Алексей уже несся болотистым берегом Килаярви обратно – на высоту 263,9, собирая по пути остальных пограничников. Вскоре Речкин построил своих бойцов на восточном склоне сопки. Так, чтобы их не было видно со стороны границы. Пока шло построение, Логинов со своим вторым номером продолжал наблюдать за приближающейся колонной. Алексей проверил оружие, боеприпасы, назначил старшего. Он приказал направляться пограничникам к дороге на полуострова, рассчитывая, что успеет их догнать, и вернулся к пулемету.

– Метров пятьсот осталось… – сухо констатировал младший сержант, передавая бинокль Речкину, который быстро залег возле расчета прямо на холодный скальный выступ.

Алексей еще раз осмотрел колонну через линзы бинокля. Егеря держались строго телеграфной линии. Уже просматривались очертания их лиц, оружие, знаки различия и главная отличительная особенность их подразделения – белый, с золотистой сердцевиной, цветок эдельвейса на рукавах и головных уборах. Красивое, редкое растение, которое вспомнилось сейчас Речкину по открытке, некогда подаренной Настасье на 8 Марта. Прекрасный цветок, от одного только вида которого когда-то веяло свободой, простором, горной свежестью… Но теперь, на серой ткани егерской формы, он больше походил на королевскую росянку, изящную, манящую, но по-звериному хищную, питающуюся живой плотью…

Теперь Речкину осталось известить Круглова о приближении немцев и своем отходе с позиций. Времени было в запасе пугающе мало. Согласно устной инструкции, переданной начальником заставы через связного, ему необходимо было выпустить в зенит сигнальный огонь. Алексей прекрасно понимал, что противник непременно заметит это, но не оповестить товарищей о подходе врага к теперь уже оголенному левому флангу он не мог.

Поднятое вверх над головой дуло сигнального пистолета хлопнуло, и дымящийся ком, оставляя за собой белесый шлейф, прошипев, взмыл к небу, вспыхнув на излете красным огнем.

Речкин, не мешкая, выпустил вверх второй патрон и уже изготовился вставить в пистолет третий, как со стороны границы послышались выстрелы. Алексей стремглав упал на холодную каменную породу.

– Все ж заметили, гады! – выругался Логинов уже в полный голос, опустив голову к самой земле.

Алексей глянул в бинокль. Егеря, расходясь из колонны в стрелковые цепи, не меняя прежней скорости шага, палили из винтовок точно в сторону сопки, где находился сам Речкин с расчетом.

Второй номер, прижав дрожащими ладонями пилотку к голове, принялся шустро отползать назад, к склону.

– Куда, твою мать?! – рассвирепел лейтенант. – А ну, назад! Команды отходить не было!

Боец застыл, словно подстреленный, уткнув голову в колючий мох. Лишь его худые пальцы продолжали нервно подрагивать на головном уборе.

– Назад, а то пристрелю! – еще раз зло рявкнул Речкин.

Боец, не поднимая головы, подполз обратно к пулемету.

– Извините, товарищ лейтенант… Виноват… – растерянно буркнул он себе под нос.