Ветер перемен

Она вспомнила бабушкин дом в Филадельфии и день в начале сентября. Начали желтеть листья платанов и тополей, и мир потихоньку сползал к зиме и спячке, и каждый налитой колос пшеницы, каждый стебель, отягченный зернами, напоминал, что жизнь прошла не зря и полна смысла. Но все ждали, что что-то должно произойти, и Юджиния вспомнила именно это.

– Я знаю, Джеймс, что рассуждаю не очень логично, – вновь обратилась Юджиния, – и не хочу никого подвергать опасности… – Ее слова звучали серьезно, она долго думала, прежде чем произнести их. – Но я подумала, что мы могли отправиться в путь все вместе – ты, я и девочки… Дюплесси нет необходимости ехать с нами… и мы одни, без посторонних проведем несколько чудесных дней… Мы смогли бы сочетать приятное с…

Она произносила эти слова, но сама уже знала, чем закончатся их поиски. Больше всего она надеялась на то, что удастся вернуть домой Поля целым и невредимым, но ведь это значило, что вернется Джордж и придет конец их уединению с Джеймсом.

Внезапно ей на ум пришли слова отца, как-то раз предупреждавшего ее, – по какому случаю, когда, она не помнила, но только помнила, что в то время его слова прозвучали ужасно: «Никто никогда не бывает абсолютно счастливым. Нельзя ждать от жизни слишком многого».

Нет человека абсолютно счастливого. Нельзя ждать от жизни слишком многого.

«Почему наши жизни должны быть такими сложными? – задумалась Юджиния. Она вспомнила, как рассердилась на отца за его слова, как все в ней запротестовало и как она отказалась его слушать. – Почему люди не могут быть счастливыми? Почему они не могут влюбляться, рожать детей, любить их, но и любить друг друга? Почему не может быть здоровых и крепких семей»? Но, размышляя над всеми этими вопросами в своей комнате в кетито, она пришла к выводу, что не все здесь так просто. Нравится это вам или нет, но жизнь заставляет принимать решения, как говорилось когда-то раньше: «Если вы не нашли здесь счастья, вы можете либо оставаться здесь, либо перебираться в другое место, и можете сделать это по своему выбору».

– Дело не в том, что я не люблю тебя, – наконец проговорила Юджиния. «И не в том, что я люблю своего сына больше», – эти невысказанные слова повисли в воздухе, поскольку в этом никто не хотел признаться, таили в себе страшную взрывную силу.

Лейтенант Браун знал, что она думает, но ему нечего было ответить. Он не отец ее детям, он не муж ей. Он понимал, что Юджинии придется одной бороться со своими тревогами и надеждами, что никакая забота или любовь не снимет с нее этого груза.

– Давай лучше поспим, – сказал он. – Рассветет, не успеешь оглянуться.

– Ну, так что мы будем делать сегодня?

Юджиния решила забыть вчерашние сомнения и заставила себя говорить веселым голосом, когда, отдернув москитную сетку, взглянула на багровые полосы, отбрасываемые солнцем на небеса.

– Красное солнце к ночи… – произнесла она, обернувшись, чтобы посмотреть на лицо Брауна. – Надеюсь, вы на военно-морском флоте пользуетесь более научными прогнозами погоды.

Она проследила за тенью, протянувшейся по плечу и по всей длине его руки, и попыталась улыбнуться.

– Красное солнце к ночи, – повторил Браун, – моряки радуются что есть мочи.

Они оба улыбнулись этим словам, но ни тот, ни другой не рассмеялся. В другое время они бы обязательно рассмеялись, но сегодня еще чувствовалось напряжение, возникшее накануне ночью.

– Красное солнышко к утру… – произнес Браун.

– Мне кажется, тебе лучше идти, – не дала ему договорить Юджиния, но сказала это спокойным, тихим голосом. «Ну хоть бы раз, – сердито сказала она себе, – хоть бы раз он задержался до восхода, когда солнце будет уже на небе. Мы бы вместе вылезли из постели, умылись, поболтали ни о чем, поискали бы нашу одежду, посмеялись, поправили бы постель. Нет на свете справедливости. Поля со мной нет, а теперь еще я сама порчу те недолгие часы, когда мы с Джеймсом одни».

– Моряку лучше быть в порту, – с горечью закончила она начатую им поговорку и уткнулась лицом в подушку.

Но Браун был уже на ногах и одевался. Этим утром он задержался и знал об этом. Нельзя терять времени, его могут увидеть. А разговор с Юджинией ничего не даст. В их жизнях есть такие вещи, которые никто не в силах изменить.

Юджиния слышала шорох и знала, что это Браун одевается, но не подняла головы. Привычная самодисциплина из чувства ревности уступила место обиде. «Как же легко ему вот так повернуться и уйти. С такой легкостью выскочить из постели и закрыть за собой дверь. Наверное, этим и кончается близость, – решила она, подливая масла в огонь. – Фамильярность порождает пренебрежение».

– Увидимся за завтраком, – шепнул у двери Браун, а Юджиния говорила себе: «Вот сейчас я окликну его и скажу, как крепко я люблю его. Мы ляжем в эту постель и забудем про все на свете. У меня пройдет вся тревога, и я не буду злиться». Но Браун уже ушел.