Ветер подскажет имя

Без сомнения, Ольга и Мелихов работали вместе давно и наверняка понимали друг друга с полуслова. Легкая необъяснимая грусть коснулась души, и Катя сделала еще один глоток шампанского. Большое количество присутствующих, слишком яркий свет, убранство зала стали давить, и захотелось покинуть «Тасман», сесть на метро и поехать домой. Как там поживает ее квартира? И пятьдесят четыре пушки «Полтавы»… А еще она давно не пила черносмородиновый чай в любимой кофейне.

Катя старалась разделять работу и историю с кораблем, но не всегда получалось. После презентации она позвонила Горину и обсудила с ним новые вопросы интервью. Он хвалил, советовал, подчеркивал, что верит в ее талант. Но не так-то просто общаться с человеком, который расставил ловушки, чтобы поймать тебя и хладнокровно исполнить собственные планы. Нужно быть хорошей актрисой, умеющей скрывать истинные чувства, безупречно играющей любую роль.

Но, если бы Катю сейчас спросили, как она относится к Мелихову, она бы произнесла лишь несколько общих фраз, не более. Отношение к Федору не имело начала и конца, разрешений и запретов, ровных линий с пометкой «За черту не заступать». К сожалению (да, именно, к сожалению), он не выглядел злодеем, ничего не требовал, не угрожал и… не упоминал о корабле. А еще не получалось игнорировать ум Федора и тот вселенский багаж знаний, который он нес.

«Игра: кто первый заговорит о „Полтаве“, да? – Катя перевела взгляд на Мелихова и кивнула, отвечая на вопрос о шампанском. – Возможно, это буду именно я. Мне нечего бояться».

– Пойду поздороваюсь со своими, – бархатный голос Ольги нарушил ход мыслей. – А то еще обидятся. – Обольстительно улыбнувшись, она поднялась, отточенным движением провела рукой по бедру, разглаживая ткань, повернулась и поплыла к другому столу, покачивая бедрами. Открытая спина демонстрировала подтянутые мышцы, видимо, Ольга уважительно относилась не только к косметическим салонам, но и к тренажерным залам.

«Она красивая», – еще раз подчеркнула про себя Катя.

– Вам придется потерпеть, около часа мы будем слушать тосты в мою честь, – предупредил Федор.

– Вы не любите оказываться в центре внимания?

– Моя жизнь и есть – центр внимания.

– Да, но можно по-разному к этому относиться.

– Я, пожалуй, привык.

– Если б вы знали, как хочется включить диктофон. – Катя улыбнулась. – Но мы же с вами отдыхаем, а работаем лишь совсем чуть-чуть.

– Я благодарен судьбе за нашу первую случайную встречу, приятно, когда рядом оказывается хороший человек. К тому же профессионал. – Федор заглянул Кате в глаза и замер, будто желал спросить: «Вы же верите, что та встреча была случайной?» Тонкая вена на виске запульсировала, дернулась и затихла, лицо вновь стало невозмутимым. – Вам комфортно в отеле? Не жалеете о переезде?

– Очень комфортно, – быстро ответила Катя и отвела взгляд в сторону. – Спасибо за приглашение.

Мелихов промолчал, откинувшись на спинку стула, он приготовился к началу ужина.

– Дамы и господа, – раздался бодрый голос одного из приглашенных. – Я спешу выразить огромную благодарность…

Катя сосредоточилась на мечущихся мыслях, и первый тост пролетел мимо. Она приехала в отель, чтобы понять таинственного коллекционера Федора Дмитриевича Мелихова, мечтающего заполучить работу мастера Матвея Глинникова. Когда тебе бросают вызов, то надо же его принимать. И вот он сидит рядом – спокойный и уверенный, а ее сердце отчего-то волнуется…

Уйти.

Да, все же хочется уйти.

Или сбежать?

* * *

Давным-давно…

Погода улучшалась. Ветер ушел в поля, солнце начинало побеждать в борьбе с упрямыми серыми облаками, земля на дорогах подсыхала, чернота вечера уже не прятала проснувшиеся после зимы кусты и деревья. Павел, не желая вспоминать яблоневый сад и все, что в нем произошло, взялся наводить порядок в имении. Кто-то чистил коровники и конюшни, кто-то старательно чинил инвентарь, ненужный хлам беспощадно сжигался, добросовестный Иван составлял смету на ближайший месяц и охал каждый раз, когда Павел диктовал новый пункт для закупок. А что охать? Жаловаться на жизнь – только Бога гневить, дела идут хорошо.

– Павел Андреевич, прошлой осенью же в курятнике стену латали, сколько глины да соломы извели. И что опять? – по привычке затягивал жалобную песню Иван.

– А тебе глины и соломы жалко? Она бесплатная! – резко кидал Павел и шел дальше искать недочеты, срочно требующие исправления.

Конечно, Александре достанется от отчима, запрет в какой-нибудь темный угол, пока прощения не вымолит. Но Стрыгину деваться некуда: слухи распространяются быстро, и Яков Петрович шум поднимать не станет. Протрезвел же он к утру.

«И кой черт меня дернул ее целовать, я же не собирался. Таких птичек сначала приручать надо – долго и терпеливо».