Что произошло? В дело влез новый игрок? И этот неизвестный обладает не только длинным любопытным носом (последний следовало укоротить при первой же возможности), но и великолепным опытом во владении Даром. Вряд ли такое могла сварганить девчонка-самоучка. Да и Целителю знаний на подобный шаг не хватало. Кто-то из избранных? Или, того хуже - один из Шести? Или… тот незнакомец, с которым она однажды столкнулась у пирсов? Какие дела у этого человека могли быть с лучником?
Пришел «вызов» от Тальки, и Тиф создала «Серебряное окно».
Проказа улыбалась. Щурилась, словно старая, облезлая, вечно голодная, а теперь накормленная горой свежей печенки, кошка. Казалось, еще миг, и она, распушив обрубок лишайного хвоста, замурлычет.
- Здравствуй, милочка. Ты выглядишь не слишком счастливой. Как твои дела?
- Неважно.
- Ты все еще с пустым решетом. Водица вновь утекла. Хе-хе.
- Откуда знаешь?! - с подозрением спросила Дочь Ночи, и тут же прочитала ответ в смеющихся глазках Проказы. Ее затопила ненависть:
- Ты!
- Ну, я не сомневалась, что ты догадаешься. От тебя всегда тяжело было скрыть правду.
- Подлая тварь! Гадина! Двуличная ведьма! Это ты! Ты ее сняла! Мою «метку»! - процедила Тиф. Ее душила ярость, и голос стал до неузнаваемости хриплым. Тиа жаждала убить старую каргу.
- Перестань себя позорить! - холодно и уже безо всякой улыбки отчеканила Целительница. - Ты смотришься жалко! Прикуси змеиный язычок, девочка! И подумай - стала бы я тебя вызывать, если бы хотела что-то скрыть?
Прежде чем ответить, Дочь Ночи сделала несколько глубоких вдохов.
- Что тебе надо?
- Весь вопрос не в том, что надо мне, а в том, что надо тебе. И мы оба знаем ответ. То, ради чего ты носишься по стране, словно угорелый заяц. Они у меня в гостях. Все трое. Целые и невредимые.
- Как тебе удалось?
- Расскажу при встрече. Судя по эху «зеркала», ты недалеко от меня. Сутки пути. Даже меньше. Замечательно. Я жду. Все давно готово. Поторопись.
Проказа протянула руку для того, чтобы разорвать плетение, но Тиа поспешно спросила:
- Почему ты сняла «метку»?
- Потому что мне так захотелось. Поспеши, пока я не передумала.
И «стекло» рассыпалось сотней водяных капель. Тиф трясло от бешенства. Она, в сердцах, попросила Бездну содрать с Тальки кожу. Но Бездна осталась безучастна. Эта сущность редко обращала внимание на людей. Даже на тех, кто нес ее частичку у себя в сердце. У нее имелись дела поважнее желаний смертных.
- Дура! - презрительно скривилась Тальки и отодвинула от себя серебряный таз с водой. Она встала из-за стола, взяла небольшую лейку, полила стоящие на раскрытом окне горшки с цветами. Лишь после этого позвала Хамзи.
Некромант выжидающе посмотрел на госпожу. Та, не спеша, взяла со стола тяжелые ножницы и стала обрезать высохшие веточки у растущего в кадке мирта.
- Что ты видишь, Хамзи?
- Госпожа?
- Мое занятие, - уточнила она. - Что ты видишь?
- Вы обрезаете ветви.
- Как, по-твоему, зачем я это делаю?
- Спасаете куст. Чтобы мертвое не убило живое.
- Не куст. Дерево, - поправила колдуна Целительница. - Но ты прав. Мертвое всегда убивает живое, и неважно, что это - нога, пораженная гангреной, или веточка с пожелтевшими листьями. Ни от той, ни от другой нет никакого толка. Обе совершенно бесполезны и опасны. Будь добр, передай мне вон тот совок. Спасибо. У меня есть для тебя дело.
- Все, что в моих силах, госпожа.
- В них я нисколько не сомневаюсь, - улыбнулась Тальки. - Одна из ветвей высохла, и ее следует уничтожить, иначе умрет все дерево. Госпожа Тиа пошла по другому пути. Отличному от того, что проповедуют Круги. Она стала опасна и неуправляема. Завтра Дочь Ночи будет здесь. В теле мужчины. Ты без труда узнаешь ее. Возьми в помощь Абдулу и Омара.
- Я так и сделаю, госпожа, но…
- Но? - удивленно подняла бровь Проказа. - Тебя что-то смущает? Говори.
- Наших сил не хватит, чтобы справиться с одной из Повелителей.
- Возможно, раньше так и было, но не сейчас. Доверься мне, Хамзи. Ты все поймешь, когда увидишь ее «искру». Только сделайте это быстро, прежде чем она заподозрит вас. Все. Ступай.
Оставшись одна, Тальки отложила ножницы в сторону и тяжело вздохнула. Прошла к столу, налила шафа в высокий узкий бокал. Она ненавидела этот напиток. И пила его каждый день, вот уже на протяжении пяти сотен лет. Это была ее кара. Ее наказание, которое она назначила самой себе за собственную глупость и недальновидность. Что значит несколько бокалов шафа по сравнению с утратой Лепестков Пути?
Проказа осталась единственной из живущих, кто знал правду. Настоящую правду, а не ту глупость, которая каким-то немыслимым образом стала для всех непререкаемой истиной. Истина же заключалась в том, что Сорита не касалась Лепестков. Не погружала их в сон. И вообще была здесь ни при чем. У Матери просто не имелось на это времени - она была слишком занята Митифой. А уж когда Тиа ударила ей в спину, и вовсе обо всем забыла. На этот раз - навсегда. Но, тем не менее, по сей день все упорно считали, что именно Мать, жертвуя собой, заблокировала Лепестки. Не дала ненавистным мятежникам скрыться.
Дураки.