Ветер с океана

Когда подошло время траулеру швартоваться к базе, Шарутин объявил, что ему хочется на «Печору».

— И вместе с тобой, Леонтий! — пробасил он просительно. — Очень нужное дело, а без тебя не выйдет.

— А что за дело, и почему оно тебе нужное? — поинтересовался капитан.

— Лучше не рассказывать, а показать. Тебе картинка понравится, ручаюсь.

С плавбазы спустили сетку, на ней поднялись сразу четверо — мастер добычи, стармех и Карнович с Шарутиным. Карнович хотел пройти в носовую пристройку к капитану плавбазы, но Шарутин не дал.

— Представляться начальству успеется, мое же дело отлагательства не терпит. Шагай со мной вниз.

Они прошли мимо камбуза и столовой, мимо красного уголка и библиотеки, спустились еще ниже. Карнович раздраженно объявил, что экскурсия по внутренним помещениям плавбазы ему надоела, он дальше ни шагу не сделает. Шарутин, вместо ответа, постучал в каюту, к которой они подошли.

— Входи и не падай в обморок, — сказал он, пропуская капитана вперед.

В четырехместной каюте у столика сидела Дина.

— Ты? — проговорил Карнович, пораженный. — Неужели ты? Или мне померещилось? Призрак? Мираж?

— Можешь дотронуться до меня, — смеясь, сказала она, протягивая руку. — Сразу убедишься, что не призрак и не мираж.

Шарутин радостно хохотал. Он казался гораздо более счастливым, чем Дина и еще не пришедший в себя от изумления капитан.

— Моя работа! — восторженно басил он, не давая ни ей, ни ему больше слова сказать. — Сперва Дину уговаривал определиться на плавбазу. Жуть, что было, она ведь командовать кораблями мечтает, ты Дину знаешь, она такая! А потом старпома уламывал, чтобы взял, он мне приятель, вместе мореходку кончали, только для меня и согласился зачислить необученную. Зато Дина теперь полноправный член экипажа — лаборантка по анализу сельди, за один переход сюда освоила дело, старпом мне по радио сказал — вполне справляется. Жуткие способности химика, так и рубанул по «караваннику». И учти — заработки нашей команды теперь зависят от того, какую цифру жира у селедки выведет Дина в накладной. Так что ищи ее доброго расположения!

— Что-то не вижу, чтобы ты очень искал моего доброго расположения, Леня, — заметила с насмешкой Дина.

Карнович бодро сказал:

— Минутная растерянность, извини. Итак, наши промысловые показатели в твоих суровых руках, и я должен перед тобой лебезить? А с чего начнем завоевания твоего доброго расположения?

— Хотя бы с того, что ты меня обнимешь и поцелуешь. Капитан не заставил дважды себя просить.

9

Затянувшееся безветрие тревожило не только Колуна с Шарутиным. Все опытные рыбаки понимали, что в природе нарушена естественная гармония тишины и шума, покоя и толчеи. В «адской кухне погоды» между Гренландией и северной Норвегией произошла катастрофа, и выразилась она в том, что мертвое спокойствие сковало на долгие дни океан. Он должен был преодолеть одну катастрофу другой — ураганом. Сколько бы антициклон не задерживался, его сметает циклон, так учил морской опыт. И что буря, призванная взорвать затянувшийся штиль, будет немалой, предугадывали все.

С каждым новым днем синоптики на плавбазах все опасливей изучали карты погоды, по два раза в сутки принимаемые по радио автоматическими аппаратами. С каждым новые днем все беспокойней звучали их ежедневные сообщения на радиосоветах: «Сегодня в океане ожидается полное спокойствие». И каждое утро, и каждый вечер капитаны с сомнением вглядывались в горизонт — не появится ли где на его темной синеве зловещих быстро летящих туч. Но барометр показывал максимальное давление, небо было чисто.

И когда в Гренландском море, где-то к западу от Шпицбергена, возникло колечко падающего давления, синоптики и руководители флотилий восприняли его, если не с удовлетворением, то с пониманием. Совершилось то, чего с тревогой ожидали — природа порождала бурю.

Пока это была маленькая воронка в атмосфере, набор крутящихся изобар с невысокими перепадами давлений. Циклон вращался вокруг собственной оси, он еще никуда не двигался, ничему не грозил. Но давление в его центре продолжало падать, перепады становились крутыми, сперва десятки, за ними сотни кубических километров воздуха обрушивались в исполинский воздушный провал, образовавшийся около Шпицбергена. И, как чудовищный зверь, очнувшийся от спячки, циклон начал медленно подвигаться, он еще не мчался, только пошатывался, только присматривался — куда же броситься?

Крупные метеостанции Европы и Америки отметили зарождение бури, на синоптических картах появилось грозное закольцевание изобар. Давление в центре циклона падало, колец с каждым сообщением становилось больше. Как гигантская вытяжная труба, циклон жадно всасывал воздух, и, на смену исчезающей атмосфере, сюда устремлялись воздушные потоки из областей высокого давления. На периферии циклона забушевали вихри, воздухопад расширялся, захватывал все новые площади в океане — ураган набирал силу.

И внезапно вся эта бездна осатаневшего воздуха пришла в движение — циклон ринулся на юг.