Хотя день был жарким, Келлс пришел к Нелл при полном параде, в плотном суконном пиджаке. Он достал из кармана кусок шелковой веревки, завязанной свободным узлом. Нелл уже знала, что так и будет. Женщины всегда знают такие вещи. Даже женщины, много лет бывшие замужем. А сердце Келлса нисколько не изменилось за все эти годы.
— Пойдешь за меня? — спросил он. — Если да, я продам свою землю Дестри. Старик давно зарится на мой участок: он примыкает к его восточному полю. Поселюсь у тебя, и у нас будут деньги. Скоро придет сборщик налогов, Нелли, и потребует денег. И как ты справишься одна, без мужа?
— Никак не справлюсь, и ты это знаешь.
— Тогда скажи: мы обовьемся веревкой?
Она нервно вытерла руки о фартук, хотя они уже были чистыми — разве что не вымытыми в ручье.
— Я… мне надо подумать.
— Чего тут думать? — Он достал свой платок — аккуратно свернутый в кармане, а не повязанный на шею, по обычаю лесорубов — и вытер лоб. — Либо выходишь за меня, и мы остаемся в деревне… работу парнишке я подберу, будет какой-никакой лишний доход, хотя парень еще маловат для леса… либо вы с ним пойдете по миру. Я могу поделиться, но не могу отдать даром, при всем желании. Потому что мне больше нечего продавать, кроме дома. А дом у меня только один.
Она подумала:
И все же Нелл сомневалась.
— Приходи завтра в это же самое время, если не передумаешь, — сказала она. — Я дам ответ.
Это ему не понравилось; она поняла, что ему не понравилось. Увидела что-то в его глазах — что-то такое, что замечала и раньше, когда была совсем юной девушкой, за которой ухаживали двое пригожих парней и которой завидовали все подруги. Именно этот взгляд и заставил ее сомневаться, хотя Берн Келлс явился к ней, словно ангел-спаситель, и предложил ей — и Тиму, конечно — выход из трудного положения, в котором она оказалась после гибели мужа.
Он, видимо, понял, что она что-то заметила, и поспешно опустил глаза. Постоял так какое-то время, внимательно изучая носки своих сапог, а когда снова взглянул на Нелл, у него на лице сияла улыбка. Теперь, когда Большой Келлс улыбался, он был почти таким же красивым, как в юности… и все-таки не таким красивым, как Джек Росс.
— Стало быть, завтра. Но ни днем позже. В западных землях есть поговорка, моя дорогая.
Она вымылась в ручье,
постояла какое-то время, вдыхая кисло-сладкий аромат леса, потом вернулась домой и легла. Это было неслыханно, чтобы Нелл Росс валялась в постели средь бела дня, но ей надо было о многом подумать и многое вспомнить из тех времен, когда два молодых лесоруба соперничали за ее поцелуи.Даже если бы она тогда воспылала не к Джеку Россу, а к Берну Келлсу (в то время его еще не называли Большим Келлсом, хотя отца у него не было; отец Берна погиб в лесу, его убил варт или какое-то другое чудовище), Нелл была не уверена, что согласилась бы выйти за него замуж. Трезвый Келлс был общительным и веселым — и надежным, как песок в песочных часах, но когда напивался, буянил, легко впадал в ярость и пускал в ход кулаки. А в те времена он пил много. Когда Росс и Нелл поженились, Келлс вообще запил горькую, и частенько случалось, что он просыпался наутро в тюрьме.
Джек какое-то время молчал, но после очередного запоя Келлса, когда тот разнес в щепки почти всю мебель в салуне, прежде чем его свалило с ног, Нелл сказала мужу, что с этим надо что-то делать. Большой Росс неохотно согласился. Он вытащил своего старого друга и напарника из тюрьмы — как делал уже не раз, — только теперь высказал ему все начистоту, а не просто дал добрый совет окунуться в ручей и сидеть там, пока в голове не прояснится.