Ветер сквозь замочную скважину

Покойницкая располагалась на заднем дворе деревенской кузницы, но ее редко использовали по назначению. В те времена деревенские жители, как правило, сами готовили к погребению своих умерших близких и хоронили их на собственной земле, обозначая могилу деревянным крестом или грубо отесанной каменной плитой. Кузнец Дастин Стокс — носивший неизбежное прозвище Молот — стоял в дверях. Сейчас он был в белых холщовых штанах вместо всегдашних кожаных и длинной белой рубахе, доходившей почти до колен и поэтому похожей на платье.

Увидев Стокса, Тим вспомнил, что по обычаю белый цвет — это цвет скорби по мертвым. И вот тут он все понял, до конца осознал всю ужасную правду, которую не желал принимать даже тогда, когда смотрел в мертвые глаза отца под прозрачной текучей водой. У мальчика подкосились ноги.

Питер Косингтон подхватил его сильной рукой и не дал упасть.

— Ты сможешь, сынок? Если не сможешь, тебя никто не осудит. Он был твоим папой, и я знаю, как ты его любил. Мы все это знаем.

— Я смогу, — сказал Тим. Ему не хватало воздуха, грудь как будто сдавило, и вместо обычного голоса получился сдавленный шепот.

Молот Стокс поднес кулак ко лбу и поклонился. В первый раз в жизни Тима приветствовали как взрослого мужчину.

— Хайл, Тим, сын Джека. Его ка ушло в пустошь в конце тропы, а то, что осталось, покоится здесь. Ты пойдешь на него посмотреть?

— Да, пожалуйста.

Питер Косингтон шагнул назад, и теперь уже Стокс взял Тима под локоть и повел вовнутрь — не тот Стокс, который вечно ругается и сквернословит, раздувая кузнечные мехи, и ходит в своих неизменных кожаных штанах, а Стокс торжественный и серьезный, в белых ритуальных одеждах; Стокс, который открыл перед Тимом дверь в комнату, где все четыре стены были расписаны изображениями леса; Стокс, который подвел мальчика к вытесанному из железного дерева постаменту в самом центре — на открытом пространстве, символизировавшем пустошь, где кончаются все пути.

Большой Джек Росс тоже был во всем белом, хотя его одеянием служил льняной саван. Глаза, лишенные век, сосредоточенно смотрели в потолок. У одной из раскрашенных стен стоял гроб, и его кисловатый, но все же приятный запах наполнял всю комнату. В этом гробу, сделанном из железного дерева, останки Большого Росса пролежат тысячу лет — и даже больше.

Стокс отпустил руку Тима, и тот подошел к постаменту один. Встал на колени. Просунул ладонь под льняной саван и нащупал папину руку — такую холодную и неживую. Но мальчик без страха и колебаний сплел свои теплые живые пальцы с мертвыми пальцами отца. Так он держал папу за руку, когда был совсем маленьким и еще только учился ходить. В те времена мужчина, шагавший рядом с ним, казался огромным, как великан, — и бессмертным.

Тим стоял на коленях и смотрел на лицо своего отца.

Когда Тим вышел наружу, его поразило, что солнце уже клонилось к закату. Значит, с тех пор как он вошел к отцу, прошло больше часа. Косингтон и Стокс курили, стоя в глубине двора у кучи золы высотой в человеческий рост. Большого Келлса все еще не нашли.

— Может, он бросился в реку и утонул, — высказал предположение Стокс.

— Забирайся в повозку, сынок, — сказал Косингтон. — Отвезу тебя к маме.

Но Тим покачал головой.

— Спасибо, но, если вы не возражаете, я бы лучше пошел пешком.

— Нужно время подумать, да? И это правильно. А я, пожалуй, поеду домой. Обед будет холодным, но я с ним расправлюсь за милую душу. Никто никогда в жизни не станет ни в чем упрекать твою маму.

Тим слабо улыбнулся.

Косингтон уселся на козлы, взял в руки поводья, потом на секунду задумался и наклонился к Тиму.

— Ты осторожнее, когда пойдешь. Я, конечно, не думаю, что Келлс объявится средь бела дня. Но ты все равно смотри в оба. А ночью мы к вам отрядим пару-тройку ребят покрепче. Будут дом охранять.

— Спасибо, сэй.

— Не надо никаких «сэев». Зови меня Питер, сынок. Ты уже взрослый парень, а я еще не такой старый. — Он наклонился еще ближе к Тиму и быстро пожал ему руку. — Жаль, что все так получилось с твоим отцом. Очень жаль.