Ветер сквозь замочную скважину

Так что свою первую ночь в Дебарии мы провели в большой камере для пьяных буянов, под нарисованной Пиви картой. Соленого Сэма выпустили на волю, так что тюрьма была в нашем полном распоряжении. Снаружи задул сильный ветер со щелочных равнин к западу от города. Стонущий звук, с которым он огибал карнизы, снова напомнил мне о сказке, которую мать читала мне, когда я и сам был лишь малышом-гуделкой, — историю о Тиме Отважное Сердце и о ледовее, с которым Тиму пришлось побороться в Великих Лесах к северу от Нового Ханаана. Мысль о мальчике, в одиночку идущем по этим лесам, всегда холодила мне сердце, так же, как храбрость Тима всегда его согревала. Те истории, которые мы слышим в детстве, запоминаются на всю жизнь.

Когда особенно сильный порыв — ветер в Дебарии был теплый, а не ледяной, как ледовей, — налетел на стену тюрьмы, задувая щелочную пыль в зарешеченное окно, Джейми заговорил. Вообще-то он редко первым начинал разговор.

— Я ненавижу этот звук, Роланд. Из-за него мне не сомкнуть глаз всю ночь.

А мне он нравился; шум ветра всегда навевал мне мысли о хороших временах и дальних краях. Хотя, признаюсь, без щелочи я бы легко обошелся.

— Как же нам отыскать эту тварь, Джейми? Надеюсь, ты знаешь как, потому что я — нет.

— Нам придется поговорить с шахтерами. С этого можно начать. Может, кто-то видел парня, который пробирался назад в барак, залитый кровью. Пробирался туда голышом. Потому что в одежде он возвращаться не может, разве что если снимает ее заранее.

Это дало мне какую-то надежду. Хотя если тот, кого мы ищем, знал, кто он такой, то он мог раздеваться, почуяв приближение приступа, прятать одежду, а позже возвращаться за ней. Но если он не знал…

Это была тоненькая ниточка, но иногда — если быть осторожным и не порвать ее — можно потянуть за тонкую ниточку и распутать весь клубок.

— Спокойной ночи, Роланд.

— Спокойной ночи, Джейми.

Я закрыл глаза и подумал о матери. В том году я часто это делал, но в кои-то веки мысли мои были не о том, как она выглядела мертвой, а о том, как красива она была в моем раннем детстве, сидя возле меня на кровати в комнате с окнами из цветных стекол и читая мне книгу.

«Посмотри-ка, Роланд», — говорила она, — «это ушастики-путаники, сидят рядком и принюхиваются к воздуху. Они-то знают, верно?»

«Да», отвечал я, «ушастики знают!»

— А что они такое знают? — спрашивала женщина, которую мне предстояло убить. — Что они знают, мой хороший?

— Они знают, что приближается ледовей, — отвечал я. К тому времени веки мои успевали отяжелеть, и несколько минут спустя я погружался в сон под музыку ее голоса.

Как погрузился и сейчас, под звуки ветра, усиливавшегося до ураганного.

* * *

Я проснулся с первыми лучами солнца от громких звуков: ДРЫНН! ДРЫНН! ДРРРЫНН!

Джейми все еще лежал, раскинувшись на спине, и похрапывал. Я вытащил один из револьверов из кобуры, вышел из камеры через открытую дверь и потащился в сторону, откуда раздавался этот мощный звук. Это был джинг-джанг, которым шериф Пиви так гордился. Ответить на звонок было некому: шериф ушел ночевать домой, и офис был пуст.

Голый до пояса, с револьвером в руке и одетый лишь в подштанники и слинкам, в которых спал, — в камере было жарко, — я снял со стены слуховой раструб, засунул узкий конец в ухо и наклонился поближе к говорильной трубке:

— Да? Алло?

— Это еще кто такой? — проорали мне в ухо так громко, что в голову вонзился гвоздик боли. В Галааде были джинг-джанги, — пожалуй, не меньше сотни еще работали, — но ни один не говорил так четко. Сморщившись, я отодвинул раструб подальше, но голос, вырывавшийся из него, все равно был хорошо слышен.

— Алло! Алло! Проклятая богами хреновина! АЛЛО!

— Я слышу тебя, — сказал я. — Говори тише, ради твоего отца.

— Кто это?

Говорящий понизил голос настолько, что я смог поднести раструб чуть ближе к уху. Но не засунуть внутрь; второй раз я не собирался совершать эту ошибку.

— Помощник шерифа, — мы с Джейми Декарри были кем угодно, только не помощниками, но обычно чем проще, тем лучше. Даже всегда лучше, полагаю я, если надо успокоить запаниковавшего человека по джинг-джангу.

— Где шериф Пиви?

— Дома, со своей женой. Еще, наверное, нет и пяти утра. А теперь скажи, кто ты, откуда говоришь и что случилось.

— Это Канфилд с Джефферсона. Я…

— С какого Джефферсона? — я услышал позади шаги и обернулся, наполовину вскинув револьвер. Но это был всего лишь Джейми, с всклокоченными со сна волосами. Он тоже держал в руке револьвер и успел натянуть джинсы, хотя и был босиком.

— С ранчо Джефферсона, ты, идиот полоротый! Пошли к нам сюда шерифа, да поживее. Тут все мертвые! Джефферсон, его семья, повар, все пастухи. Вся ферма в кровище!

— Сколько? — спросил я.

— Может, пятнадцать человек. Может, двадцать. Кто их знает? — Канфилд из Джефферсона начал рыдать. — Они все в кусках. Тот, кто это над ними сотворил, не тронул собак, Рози и Мози. Они были в доме. Нам пришлось их пристрелить. Они лакали кровь и ели мозги.

* * *