— Что-то про твою маму, так я смекаю. Знает, за какие ниточки дергать, знает лучше, чем кто бы то ни было. К каждому сердцу у него есть свой волшебный ключик. Я понимаю, что словами тебя не остановить — достаточно и одного глаза, чтобы прочитать это в твоем лице. И я знаю, что не могу удержать тебя силой, как знаешь и ты. Так почему же ты пришел сейчас именно ко мне?
Эти слова заставили Тима смутиться, но решимости в нем не поубавилось, и тут вдова поняла, что мальчик по-настоящему для нее потерян. Хуже — потерян, вероятно, для себя самого.
— Чего же ты хочешь?
— Только чтобы вы послали весточку моей маме, если вам не трудно. Скажите ей, что я ушел в лес и вернусь с чем-то, что поможет вернуть ей зрение.
Несколько секунд вдова не произносила ни слова, только смотрела на него сквозь вуаль. При свете лампы, Тим мог разглядеть руины ее лица гораздо лучше, чем ему бы хотелось:
— Жди здесь. И не вздумай улизнуть без моего ведома, а не то я посчитаю тебя трусом. И наберись терпения, ибо ты знаешь, как я медлительна, — сказала она наконец.
Тим ждал, хотя ему и не терпелось поскорее отправиться в путь. Секунды казались минутами, минуты — часами, но в конце-концов вдова вернулась:
— А я уж думала, тебя и след простыл, — сказала она, и эти слова старой женщины ранили Тима больше, чем если бы она отхлестала его по лицу.
Вдова протянула ему лампу:
— Чтобы путь освещать, ибо я вижу, что своей у тебя нет.
И то правда: в своем стремлении поскорее отправиться в дорогу Тим напрочь забыл о лампе.
— Спасибо, сай.
В другой руке вдова держала полотняный мешок:
— Здесь каравай хлеба. Понимаю, что этого мало, да и самому хлебу уже два дня, но это все, что я могу дать.
Горло Тима на мгновение сжалось и не дало ему произнести ни слова, поэтому он просто три раза по нему похлопал. Протянул руку к мешку, но вдова попридержала его.
— В мешке есть еще кое-что, Тим. Принадлежало моему брату, который погиб в Бескрайнем лесу почти двадцать лет назад. Мой брат купил это у бродячего коробейника, а когда я отругала его, назвав наивным дурачком, он отвел меня в поле к западу от деревни и показал, как оно работает. Ох и шуму-то было, прости господи! У меня потом несколько часов звон в ушах стоял!
Из мешка она достала оружие.
Тим ошалело уставился на него. В книгах вдовы он видел картинки, а у старика Дестри в гостиной висел в рамке рисунок штуковины, называемой ружьем, но он и помыслить не мог, что когда-нибудь увидит такое по-настоящему. В фут длиной, с деревянной ручкой, курок и стволы из тусклого металла. Все четыре ствола стянуты вместе латунными, на первый взгляд, лентами. Дырки на концах стволов, из которых при выстреле что-то там вылетало, были квадратными.
— Брат испробовал его два раза перед тем, как показать мне, а после шанс пострелять ему уже не представился, потому что вскоре он погиб. Не знаю, исправна ли эта штука сейчас, но я держала ее в сухости, а раз в год, в день его рождения, я смазываю ее, как он мне и показывал. Все четыре патронника заряжены, а в запасе есть еще пять снарядов, которые называются пулями.
— Булями? — спросил Тим, нахмурившись.
— Да нет же, пу-ля-ми. Смотри сюда.
Вдова протянула Тиму мешок, чтобы освободить шишковатые руки, потом повернулась в дверном проеме:
— Джошуа говорил никогда не направлять оружие на человека, если только ты не хочешь его убить, ибо в оружии, говорил он, бьется жадное сердце. Или, может быть, коварное? После стольких лет, я уж и не помню. Есть тут на одной стороне рычажок… вот здесь…
Послышался щелчок, и пистоль открылся. Вдова показала Тиму четыре квадратные латунные пластиночки. Когда она вытащила одну, Тим увидел, что на самом деле это основание снаряда. Пули.
— После выстрела латунная часть остается, — сказал вдова, — ты должен будешь ее вытащить и зарядить следующую. Понял?
— Ага, — Тиму очень хотелось подержать пули самому, а еще больше ему хотелось взять оружие, нажать на курок и услышать, как бабахнет выстрел.
Вдова закрыла пистоль (снова послышался смачный щелчок) и показала его Тиму со стороны рукоятки. Тим увидел четыре маленьких штучки, которые нужно оттягивать назад большим пальцем.
— Это бойки. Каждый боек отвечает за выстрел из одного из стволов… если, конечно, эта треклятая штуковина все еще стреляет. Понимаешь?
— Ага.
— Оружие поэтому называется четырёхзарядником. Джошуа говорил, что если все четыре бойка не взведены, то никакой опасности нет, — вдова слегка покачнулась, словно у нее закружилась голова. — Господи, что ж это я делаю? Даю ребенку оружие! Ребенку, который направляется ночью в Бескрайний лес на встречу с дьяволом! Но что же мне еще делать? А затем, уже самой себе: — Но он не ожидает, что у ребенка будет оружие, так? Может, в мире еще осталась Белизна, и одна из этих древних пуль окажется в его черном сердце. Давай, клади его в мешок.