Ветер сквозь замочную скважину

Рулевой нажал вторую кнопку. Диск запищал, и зрители одобрительно забормотали. Под кнопками загорелся красный свет. Рулевой начал медленно поворачиваться вокруг своей оси, держа диск в вытянутых руках, как приношение. Когда он развернулся на три четверти, прибор снова запищал, и красный огонек сменился зеленым. Рулевой вытянул поросший зеленью палец в ту сторону, в которую теперь указывал прибор. Насколько Тим мог судить по почти невидимому солнцу, это был север. Рулевой взглянул на Тима, чтобы убедиться, что он все понял. Тим полагал, что понял, но оставалась одна проблема.

— В той стороне вода. Я умею плавать, но… — он оскалил зубы и щелкнул ими, указывая на кочку, где он чуть было не стал завтраком для чешуйчатой твари. Все закатились смехом, а пуще всех — Рулевой, которому пришлось согнуться пополам и ухватиться за свои заросшие мхом колени, чтобы не упасть.

«Ага, — подумал Тим, — жуть как смешно. Меня чуть живьем не съели».

Когда приступ смеха прошел и Рулевой снова смог выпрямиться, он указал на утлую лодчонку.

А, — сказал Тим. — Я забыл.

«Туповатый из меня вышел стрелок», — подумал он.

Рулевой посадил Тима в лодку и занял свое привычное место под мачтой с кабаньей головой. Гребцы тоже расселись по местам. Не забыли взять и еду с водой, а кожаный чехол с компасом (если это действительно был компас) Тим положил в полотняный мешок вдовы Смак. Четырёхзарядник Тим заткнул за пояс с левой стороны, где он теперь уравновешивал топор, подвешенный с правой.

Некоторое время прощающиеся говорили друг другу «хайл», а затем к лодке подошел Верзила, который, по мнению Тима, на самой деле был Старостой(хотя за всех по большей части отдувался Рулевой). Стоял на берегу и серьезно смотрел на Тима. Потом растопырил два пальца и указал себе в глаза: смотри внимательно.

— Вижу вас очень хорошо, — сказал Тим, и хотя это было так, веки у него уже начинали слипаться. Он не помнил, когда в последний раз спал. Явно не этой ночью.

Покачав головой, Староста снова указал пальцами себе в глаза, на этот раз энергичнее, и где-то там у Тима в голове (а может, и в душе, этом крошечном, сияющем кусочке ка) вроде бы послышался шепот. Впервые ему пришла мысль, что болотники, возможно, понимали не его слова.

— Высматривать?

Староста кивнул, остальные согласно забурчали. На этот раз ни смеха, ни веселья не было — выглядели они печальными и по-детски беззащитными.

— Высматривать что?

Староста упал на четвереньки и заходил быстрыми кругами. Теперь вместо рыка он издавал какие-то тявкающие звуки, словно собака. Изредка он останавливался, поднимал голову и смотрел на север, раздувая свои забитые растительностью ноздри, будто принюхиваясь. Наконец он поднялся и вопросительно посмотрел на Тима.

— Ладно, — сказал Тим. Он не понял, что Староста хотел до него донести, и почему все они вдруг так резко погрустнели, но он запомнит. И узнает, когда увидит своими глазами. Может быть, даже поймет смысл.

— Сай, вы читаете мои мысли?

Староста кивнул, как и все они.

— Тогда вы знаете, что я никакой не стрелок. Я всего лишь пытался быть храбрым.

Староста покачал головой и улыбнулся, словно все это ерунда. Он снова жестом приказал Тиму смотреть внимательно, потом обхватил руками свое покрытое язвами тело и принялся преувеличенно дрожать. Остальные — даже те, кто сидели в лодке — последовали его примеру. Подрожав, Староста плюхнулся на землю, которая хлюпнула и прогнулась под его весом. Остальные сделали то же самое. Тим пораженно смотрел на эту кучу-малу. Вскоре Староста поднялся. Посмотрел в глаза Тиму, спрашивая, понял ли он. К своему ужасу, Тим понял.

— Неужели вы…

Тим закончить не смог, по крайней мере, не вслух. Ведь это так страшно.

(«Неужели вы говорите, что все умрете»)

Медленно, все еще мрачно глядя Тиму в глаза, но при этом слегка улыбаясь, Староста кивнул. И тут Тим разом доказал всем, что он никакой не стрелок. Он заплакал.

Длинной жердью Рулевой оттолкнулся от берега. Гребцы с левой стороны повернули лодку, а когда они достигли открытой воды, Рулевой двумя руками приказал грести всем. Тим присел на корме и открыл корзинку с едой. Немного поел, потому что желудок его был голоден, но лишь немного, потому что настроения не было. Когда он предложил пустить корзинку между гребцами, они благодарно улыбнулись, но отказались. Вода была гладкой, а размеренный ритм весел убаюкивал. Вскоре Тим закрыл глаза. Ему снилась мама, которая трясла его ранним утром и говорила не быть лежебокой, если он хочет пойти и помочь папе запрячь мулиц.

«Так значит он жив?» — спросил Тим, и вопрос был таким нелепым, что Нелл засмеялась.